Волшебный локон Ампары
Шрифт:
Все объяснил блуждающий под потолком светопластический транспарант с приветствием на геялогосе. Разноцветные литеры, пронзительно вспыхивая, складывались в слова: «Добро пожаловать! Участникам всемирного конгресса Гулливеров наш горячий лилипутский привет!»
Кир-Кор стал пробираться к северной стене — в район периметра, где расположены гостиничные офис-терминалы. Со всех сторон слышался разноязыкий говор, смех, возбужденные возгласы. Группка из трех молодых великанов хрипела губными гармошками, на них не обращали внимания. Лишь немолодая уже чернокожая великанша в оранжевой безрукавке и красных шальварах пыталась привлечь внимание губных оркестрантов дирижерскими движениями большого тюбика губной помады. Из отрывков разговоров и отдельных
— Простите, ювен, вы случайно не из группы альпийских альборадейров?
Выяснять, кто такие альборадейры, Кир-Кору не захотелось.
— Нет, — ответил он, — скорее — из группы автохтонных подводников.
— Извините.
Взмахнув кисточкой, юноша ловко обогнул негритянку в красных шальварах с одной стороны, а его бесшапочный собеседник — с другой, и оба, как бильярдные шары после соударения, продолжили путь каждый в своем направлении. Ориентиром для Кир-Кора служило большое — во всю ширину нордовой стены — панно: ландшафтный вид на Авачинский и Корякский вулканы с заснеженными и слегка курящимися вершинами. И когда он вместо вулканов вдруг увидел перед собой фигуры двух Гулливеров ростом на полголовы выше его самого, инстинктивно сделал движение вправо для обходного маневра. Но был остановлен.
Ближайший из Гулливеров — длинноволосый, с пасмурно-темным длинным лицом и длинными, как у гориллы, руками — хлопнул его по плечу и ошарашил странным вопросом:
— Торопишься, зелень?
Чтоб уточнить ситуацию, Кир-Кор бесстрастно осведомился:
— Чего изволите, сударь?
Пасмурнолицый переглянулся с товарищем:
— Зигфрид, нас, кажется, не узнают.
— Впервые вижу вас, парни, — подтвердил Кир-Кор, оглядев того и другого.
В отличие от пасмурнолицего Зигфрид был трогательно румян, сероглаз, и его упитанная, поросшая редким рыжеватыми волосами физиономия вид имела достаточно добродушный. Румянолицый Зигфрид спросил с сомнением:
— Ты не ошибся, Бургаз?..
— Нет. — Бургаз мотнул головой, как лошадь. — Он — раттенфангер из свиты вице-президента.
— Ничего подобного, — сказал Кир-Кор. — Я тивун огнишный из стрелецкого департамента генерал-губернатора.
— Вас заген зи? — машинально произнес румянолицый на немецком. — Не понимаю, что вы говорите.
— Я всего лишь скромный фельдцехмейстер из ландвера своего маркграфа, — ввел поправку Кир-Кор.
— Яволь. — Зигфрид кивнул. — Это я понял.
— Однако, — продолжил Кир-Кор, — я обязан отметить: мы с генерал-губернатором в оппозиции друг к другу по отношению к вице-президенту.
— В оппозиции?.. — Бургаз, похоже, опешил. — В какой оппозиции?
— В имманентной, глоссолалической, конфабулярной, — стал перечислять Кир-Кор. Взглянув на померкшего Зигфрида, подвел черту: — Унд зо вайтер. [30] Но это уже не имеет никакого значения, господа.
— Варум? — машинально спросил Зигфрид. — Почему?
— Дарум, — ответил Кир-Кор. — Потому что всех ожидает одна и та же ночь.
— Кто тебе это сказал? — угрюмо осведомился Бургаз.
— Гораций, господа, это сказал Гораций. На латыни, естественно: «Омнес уна манэт нокс». Точность перевода гарантирую. Всех ожидает одна и та же ночь. Ауфвидерзеен.
30
И так далее (нем.).
Зигфрид неожиданно просветлел, улыбнулся:
— Лебен зи воль. [31] Спасибо за интервью.
Путь к офис-терминалам был свободен. Удаляясь от нечаянных собеседников по неправильной синусоиде в толпе, Кир-Кор различил в гуле голосов несколько
31
Прощайте (нем.).
32
Мой друг (нем.).
Невинная шутка нежданно-негаданно завязалась политическим узелком. Раттенфангер…
Кир-Кор вспомнил вдруг, что «изящное» это словечко (в переводе с немецкого — «крысолов») в сленге политиканов служит для обозначения хватких, изворотливо-ловких функционеров, умеющих обеспечивать высокий рейтинг партийной идеологии при любых, а главным образом при неблагоприятных для партии обстоятельствах. «Не было еще мне печали влипнуть здесь в какую-нибудь политическую интригу…» — подумалось ему.
«Особенно после того, как ты уже влип в политический катаклизм», — заметил внутренний голос.
Кир-Кор отстучал на клавиатуре офис-терминала свои инициалы, фамилию; в регистре «СРОК» отстучал: «О суток, 12 часов». На стандартный вопрос терминала «КЛАСС ТРЕБОВАНИЙ ГОСТЯ?» ответил кратко: «Апартамент любой» и, выхватив из принтерного бокса пластиковую карточку — гостиничный вадемекум, направился к лифтам первого башенного корпуса. Требовать апартамент с видом на бухту не имело смысла. Уж если экзарх озаботился включить Кирилла Корнеева в состав участников всемирного конгресса Гулливеров, то о каких еще требованиях может идти речь?
Судя по фиолетовым и черным цифрам на пластиковом вадемекуме, свое временное жилье надо искать на самом верхнем этаже.
В небольшом, слегка притемненном и необычайно уютном фойе двадцатого этажа пахло ночными фиалками, звучала гитара. Кир-Кор вышел из лифта и замер. Должно быть, все гулливеровское население этого этажа собралось на импровизированный концерт. Белобрысый парень в черном хаори ласково пощипывал «семиструнную» и пел приятным голосом баритонального регистра:
…И какие вы рельсына Млечном Пути ни положите,в них опять зазвонитнеизбывный и вечный мотив:два коня на лугу,две усталых расседланных лошадиодиноко стоят,золотистые шеи скрестив.Два коня, две красы,обреченно друг к другу прижатыетой же силой земной,что гуляет по венам моим,и рождает детей,и возносит колосья усатые,и уводит людейот Земли в галактический дым… [33]33
Ст. Золотцев.
Песня кончилась. Аплодисментов не было. Есть у людей такие песни, высшим признанием для которых может быть только длительное задумчивое молчание благодарных слушателей…
У лифтового пятачка, где в этот момент обретался один из самых благодарных слушателей, длительного молчания не получилось. Кир-Кора вывел из задумчивости нацеленный ему в левое ухо звук протяженного вздоха. Затем нежный женский (или девичий?) голос тихо (на геялогосе) произнес:
— О, какая чарующая мелодия!.. Вы не находите?