Волшебный переплёт. Неизведанные миры (сборник)

Коллектив авторов

— Это дом отца. Он сейчас уехал вести курс по фитотерапии. А у меня в Москве полно дел, не поверите, у скольких людей проблемы, в которых они винят мистические силы. А я не всегда могу помочь. Если дело не касается призраков, это не моя дорога.

Полина, которая мешала ложечкой сахар в щербатой чашке, вскинулась и посмотрела внимательно на Серафима. Никита знал: она тоже искала свою дорогу.

Тот то ли нервничал перед тем, что называл ритуалом, то ли не привык, что в доме бывают гости, но говорил сбивчиво и суетился на кухне, занимавшей половину

первого этажа. Пахло печкой и дровами, хотя вроде отопление здесь было, но, может, так больше нравилось самому Серафиму. Или тот просто мёрз: сидел в выцветшей фланелевой рубашке поверх свитера и сжимал руками горячую кружку с чаем.

Непривычная тишина за городом оглушала, и каждый шорох в доме обращал на себя внимание. Полина вообще-то осматривалась с интересом, с разрешения покрутила в руках несколько свечей, изучила скрученные пучки трав. Они с Серафимом разговорились про то, какие сейчас можно собрать травы и как их лучше сушить, и Никита не выдержал — может, потому что голова опять болела, и таблетки уже перестали действовать:

— Так что нужно делать?

Серафим отвлёкся от рассказа про пучки полыни и вдруг стал серьёзным. Свёл светлые брови, уселся обратно на стул верхом. Положив подбородок на горбик деревянной спинки, произнёс:

— Я никогда не понимал, почему люди боятся призраков. Те ведь не желают зла. Не трогают. А потом отец рассказал, что иногда они уводят за собой. Не намереваясь причинять зла, просто пытаясь что-то сказать.

Никита устало потёр виски. Ему не нравились эти разговоры. Он не видел в Серафиме потерянного во времени брата, не интересовался травами. Его одолевала головная боль и сны. Видимо, почувствовав его настроение, Полина накрыла ладонь своей.

Серафим со звуком прихлебнул чай, гибко потянулся ещё за одним кусочком сахара и кинул тот в крепкую заварку. Продолжил, и тихий голос обволакивал:

— Но бывает, что призраки чувствуют, что их могут услышать. Что человек несёт что-то в себе. Меня призраки не пугают, но речь не обо мне. Они хотят прильнуть к тебе. Потому что чувствуют в тебе кровь, которая отзывается. А ты не готов к ним. Так было и в прошлой жизни. Я не знаю точно, только чувствую: что-то случилось тогда… в школе я думал, что уберегу тебя. Вложил к тебе в рюкзак полынь и оникс. А ты их выкинул как мусор.

— Так ты же не объяснил!

— Потом принёс кулон и мешочек. Стало же легче? Вот. Но тогда… всё было сложнее. Я тоже отталкивал призраков, они мне мешали. Сейчас я уже научился с ними справляться. Осталось разобраться, что с тобой.

Почему-то эхом к этим словам привязались другие, сказанные Полиной: «С тобой что-то не так».

Может, это правда так. Может, всё дело в самом Никите.

В детстве он любил мрачные сказки и просил бабушку почитать ему, а если родители отводили в книжный, то выбирал те книги, где было про смерть и монстров. Ему всегда казалось, что за ним следует нечто, он даже как-то пожаловался об этом маме, а та только отняла книжку, которую он тогда читал, и запретила слушать всякую ерунду на аудиокассетах. Никите было обидно до слёз, но отец одёрнул: «Нечего, ты же мужчина. Реветь из-за книги? Лучше повтори уроки».

Головные боли

начались уже тогда. Мучили по вечерам, и мать водила к врачам, снова и снова. А потом всё прекратилось будто само собой — до средней школы.

И от этих головных болей тоже спасала музыка. Никита занимался, как требовал отец, но только более упрямо выбирал книги, которые хотел читать, пробирался по тихому дому в гостиную, чтобы посмотреть «всякие мерзости» в ночи на старом телевизоре.

Но чувство, что его что-то преследует, не оставляло.

Никита вспомнил, что в редкие моменты, когда Серафим оказывался рядом, это чувство исчезало. Тогда он не обращал внимания, а теперь препарировал воспоминания, снова и снова, прокручивал в голове.

Может, всё оттого, что в своё время начитался Эдгара Аллана По и хотел праздновать Хэллоуин. Может, всё оттого, что много занимался, ездил на олимпиады и плохо спал: голова гудела, никак не удавалось уснуть. И нет никаких призраков, а врачи правы: наладить режим сна, гулять подольше, есть почаще, и не только всухомятку.

Но Полина, которая окуривала его квартиру и верила в энергию жизни и смерти, сжимала его руку, а Серафим с прозрачными глазами всерьёз делился историями о призраках. Никита неуверенно произнёс:

— Разве каждый мучается от прошлых жизней?

— Нет, конечно. Поэтому и надо разобраться. Что-то произошло тогда… я не знаю. И призраки тебя тянут назад. И поэтому ты видишь странные сны. Я тоже, но я знаю, как ими управлять.

— А призраки… как они вообще приходят?

— Они как следы. Или круги на воде. Эхо жизни, обрывки, тлеющие угли прошлого. Они чувствуют, если могут быть рядом с кем-то. Они хотят быть рядом с кем-то. И ты их манишь.

Серафим поднялся. Скрипнули доски пола, когда он прошёл к порогу и замер, о чём-то размышляя. А потом обернулся и как-то странно посмотрел на Никиту:

— Неважно, где ты. Призраки всегда тебя найдут. И если ты достаточно восприимчив, захотят остаться рядом. Но они могу рассказать, почему пришли. Отдохните пока, а мне надо подготовиться. Начнём через пару часов.

Никита вышел на крыльцо, чтобы покурить.

Втянул горьковатый осенний воздух, щёлкнул зажигалкой. Дом стоял на отшибе посёлка, за покосившимся забором с одной стороны находился заброшенный заросший травой участок, а с другой стороны липли деревья, их ветки торчали через дырки рабицы будто когти злой колдуньи.

Отчего-то внутри скребли кошки и росла тревога.

Его волновали даже не столько призраки, сколько то, как Серафим смотрел на него. В прозрачных светлых глазах читалось: «Тебе нечего мне сказать?»

В детстве Никита хотел брата. Непременно младшего, чтобы показывать ему, как строить крепость из «Лего», вместе побеждать врагов и играть в мяч. Родителям вечно было некогда, дворовые друзья так и не стали особо близкими, а Никита остался единственным ребёнком в семье. И вообще-то ему завидовали: как же! Не надо ни с кем делить игрушки, драться за то, кто первым будет играть в приставку или донашивать одежду. Правда, в случае Никиты донашивал бы не он, но никто про такое не думал. Детские обиды у каждого свои.