Волшебство по наследству
Шрифт:
– Что именно? – Растерянный Брыкун зябко пожимал плечами.
– Неужели ты с Широковой договорился? – Яне очень хотелось заплакать, но слезы почему-то не рождались. Рождались ненужные вопросы, ответы на которые все равно не изменят положения. – Что она тебе за это пообещала?
– Ничего она мне не обещала! – возразил Колька. – Да и за что она мне что-то могла обещать? Мне, знаешь ли, до Широковой нет ровным счетом никакого дела! Нужны мне ее обещания!
– Вот интересно, – криво улыбнулась Яна, – ты
– Почему вдруг подлец? Чего ругаешься? Что я такого сделал? Ты мне всегда нравилась! Я тебе это сто раз говорил! – Для убедительности он хотел было ввернуть свое спасительное «не так ли?», но вовремя сообразил, что не стоит, поскольку вряд ли американцам приходилось бывать в такой сложной ситуации.
– А целоваться зачем полез?
– А потому что душа попросила! Можешь ты это понять?!
– Вспомни-ка, Колька, хорошенько, кто тебя на самом деле попросил, твоя личная душа или Юлия Широкова?
– Ну... если уж ты все хочешь знать, то... да! Мы сегодня... случайно... шли вместе с Широковой из школы и разговорились про тебя. Она сказала, что ей меня жаль, оттого что я по тебе сохну, а ты ничего не замечаешь...
– Ну! И что было дальше?! – угрожающе произнесла Яна.
– А дальше... ну... она, кажется, спросила, пытался ли я тебя поцеловать... а я сказал, что нет...
– А она?
– А она сказала, что неплохо бы попробовать, потому что, может быть, это тебе докажет, как сильно я тебя люблю и... вообще... вполне может тебе понравиться и сблизить нас с тобой...
– Она тебя именно сегодня призывала попробовать?
– Ничего она не призывала, – недовольным голосом отозвался Брыкун. – Я и сам давно хотел... А она только сказала, что не надо откладывать это дело в долгий ящик, потому что... ну, в общем... потому что твой граф может вперед меня успеть, и дело может сразу оказаться для меня тухлым...
– Какой же ты, Колька, идиот! – Яна закрыла лицо руками.
– А что такого?.. – вяло пробубнил Брыкун, и она поняла, что до него наконец начал доходить смысл блестяще проведенной Юлькой операции.
Колька помолчал немного, а потом вдруг сказал:
– Хочешь, я скажу ему, что ты ни в чем не виновата?
– Это не поможет. – Яна отняла от лица руки и посмотрела в зеленые глаза Брыкуна.
– Почему?
– А ты бы при такой ситуации поверил, что я ни при чем?
– Тебе – поверил бы! – убежденно сказал Колька.
– А он не поверит.
– Почему?
– Потому что он гораздо хуже меня знает, чем ты.
– И что же теперь делать?
– Нет! Вы посмотрите на него! – всплеснула руками Яна. – Он мне, можно сказать, сломал жизнь, а теперь еще и спрашивает, что делать.
– Ну... я вообще-то могу тебе предложить, что делать, только ведь ты не согласишься...
– Излагай свое
– Я считаю, что раз уж так вышло, то, может быть, и наплевать на этого... твоего графа, а? Раз уж у него мозгов не хватает разобраться, где ты виновата, а где – нет. Мне кажется, что я ничем его не хуже. Я бы, кстати, сразу понял, в чем дело!
– Колька! Раз ты без конца говоришь мне о любви, значит, знаешь, что она такое?
– А то! – солидно отозвался Брыкун.
– Так вот: мне нужен только Витя и никто больше! Запомни это!
– Яна, он ничего не хочет слушать, – огорченно сказала Таня. – Я уж и так, и эдак... Ничего. Он будто каменный. Юра тоже пытался с ним поговорить. Все бесполезно.
Яна молчала. Что тут скажешь? Витя проходил мимо нее, как мимо стены, или шкафа, или стенда с результатами успеваемости их средней школы. Она несколько раз порывалась остановить Шереметьева и поговорить, но он кривился, как от зубной боли, и даже не замедлял шага.
Яна долго раздумывала, почему же в этой – такой ужасной! – ситуации ей не хочется бежать за цианистым калием или просроченными таблетками, и вдруг поняла. Она должна принести себя в жертву своей любви. Умереть – слишком легкий выход. Она, Яна Кузнецова, должна жить, чтобы страдать. И она будет страдать изо всех сил, и Витя в конце концов все поймет. Не сразу, конечно, но все-таки обязательно прочувствует, что она ни в чем не виновата. И он вернется к ней, и примирение их будет таким счастьем, которого они оба никогда еще не переживали. И ради этого стоит жить.
Глава 8
Мягкий знак и сапфировое кольцо
– Янка! – запыхавшаяся Самохина влетела в квартиру Кузнецовых. – Я видела Витькино кольцо!
– Ты же не знаешь, как оно выглядит!
– Ты столько раз про него рассказывала, что мне кажется, будто я его уже сто раз видела.
– И где же ты его обнаружила?
– Я сейчас бегала в школу, потому что забыла дневник в кабинете биологии. А там девчонки из 10-го «А» полы мыли. Вернее, они в тот момент швабры с тряпками как раз побросали и разглядывали что-то блестящее, а Вика Назарова как раз говорила про сапфир и восемнадцатый век.
– Бежим! – воскликнула Яна и сдернула с вешалки куртку.
Но кабинет биологии оказался уже закрытым. Яна хотела бежать в учительскую, чтобы попросить у кого-нибудь из преподавателей Викин адрес, но Назарова вдруг собственной персоной выплыла из соседнего кабинета. Кузнецова сразу узнала Витино кольцо, сверкающее на ее пальце голубыми искрами в свете яркого весеннего солнца.
– Вика, откуда у тебя такое чудесное украшение? – спросила Яна.
Назарова снисходительно посмотрела на малолетних восьмиклассниц и небрежно проронила: