Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей
Шрифт:
Типичен разрыв с родиной, стремление всё в более широкие круги, растущий экзотизм, онемение старых императивов, в особенности этот постоянный вопрос «куда?» («счастье») служит признаком разрыва с организационными формами, перелома.
Возникает вопрос, представляет ли учёный в большей мере симптом декаданса, чем философ? Как целое он не обособлен, только часть его исключительно посвящена познанию, вышколена для определённого угла зрения. Ему нужны, для его дела, все добродетели сильной, здоровой расы, большая строгость, мужество, мудрость. Он скорее симптом высокой многосторонности культуры, чем её усталости. Учёный декаданса — плохой учёный. Между тем как философ декаданса, по крайней мере до сих пор, слыл за типичного философа.
445.
446. В чём же проявляется отсталость философа? В том, что он принимает свои личные качества за необходимые и за единственно ведущие к достижению «высшего блага» (например, диалектика Платона). В том, что он располагает всякого рода людей по лестнице степеней, постепенно возвышающихся до его собственного типа, который он считает высшим.
Что он считает маловажным то, что ценится другими, что роет пропасть между высшими жреческими ценностями и ценностями светскими. Что он знает, что такое истина, что такое Бог, что такое цель, что такое путь...
Типичный философ здесь является абсолютным догматиком. Если он чувствует потребность в скепсисе, то лишь для того, чтобы приобрести право в самом главном для себя — говорить как догматик.
447. Философ в борьбе со своими соперниками, например, с наукой: тут он становится скептиком; тут он оставляет за собой право на такую форму познания, которая, по его мнению, недоступна учёному. Тут он идёт со жрецом рука об руку, чтобы не возбудить подозрения в атеизме, материализме. Всякое нападение на себя он считает нападением на мораль, на добродетель, религию и порядок. Он умеет дискредитировать своих противников как «соблазнителей» и «людей, ведущих подкопы», здесь он идёт рука об руку с властью.
Философ в борьбе с другими философами: он старается вынудить их проявить себя в качестве анархистов, безбожников, противников авторитета.
In summa: поскольку он борется, он борется во всём как жрец, как каста жрецов.
[3. Истина и ложь философов]
448. Философия, определяемая Кантом как «наука о границах разума»!!
449. Философия есть искусство находить истину — так учит Аристотель. * Против этого восстают эпикурейцы, использовавшие для своих целей сенсуалистическую гносеологию Аристотеля; они относятся весьма иронически и отрицательно к поискам истины; «философия как искусство жизни».
Аристотель (384–322 до н. э.) полагал, что познание должно опираться на опыт, приобретаемый через органы чувств, но достоверным он может считаться лишь после поверки логическими категориями.
450. Три великие наивности:
— познание как путь к счастью (как будто...);
— как путь к добродетели (как будто...);
— как путь к «отрицанию жизни», поскольку оно есть путь к разочарованию (как будто...).
451. Как будто существует «истина», к которой можно было бы так или иначе приблизиться!
452. Заблуждение и незнание пагубны. Утверждение, что истина достигнута и что с незнанием и заблуждением покончено — это одно из величайших заблуждений, какие только могут быть. Допустим, что этому поверили, тогда тем самым была парализована воля к изысканию, исследованию, осторожности, испытанию. Сама эта воля может казаться кощунством, именно как сомнение в истине...
«Истина»,
А тут ещё аффект лени становится на сторону «истины» («Мышление — это страдание, несчастье»!); равным образом порядок, норма, счастье обладания, гордыня мудрости — всё это in summa суетное — удобнее повиноваться, чем исследовать; гораздо приятнее думать: «я обладаю истиной», — чем видеть вокруг себя один мрак. Прежде всего это успокаивает, даёт надежду, облегчает жизнь, это «улучшает» характер, поскольку уменьшается недоверие. «Душевный покой», «безмятежная совесть» — всё это изобретения, возможные только при условии, что истина существует. «По плодам их познаете их»... «Истина» — есть истина, ибо она делает людей лучше... И далее в том же духе — всё доброе, успешное заносится на счёт истины.
Ср. у Ефрема Сирина (IV в.): «В истинно верующих истина покойна, чиста, мирна, нимало не поврежденна; а в излишне мудрствующих она нечиста; в устах пытливых исследователей от их любопрений и истина приходит в борьбу сама с собою». Характерный постулат христианской философии, априорно ставящий «границы разуму»: пытливо исследовать что-либо есть грех, достаточно принимать на веру мнения авторитетов.
Это служит показателем силы — счастье, довольство, общее и частное благосостояние принимается как результат веры в мораль... Напротив неудачный исход нужно приписывать недостатку веры.
453. Причины заблуждения кроются как в доброй воле человека, так и в дурной. Он в сотне случаев закрывает глаза на действительность, он фальсифицирует её, чтобы не страдать от своей доброй или дурной воли. Например, или судьбы человека направляются Богом, или жалкий жребий его находит своё объяснение в том, что это ниспослано и предопределено ради спасения души; такой недостаток «филологии», который для более тонкого интеллекта кажется некоторой неопрятностью мышления, фальшью, в общем есть результат влияния доброй воли. Добрая воля, «благородные чувства», «возвышенные состояния» в отношении употребляемых ими средств являются такими же фальшивомонетчиками и обманщиками, как и отвергаемые во имя морали и считающиеся эгоистическими аффекты любви, ненависти и мести.
Ошибки — вот что человечеству обошлось дороже всего, и, в общем, ошибки, проистекавшие из «доброй воли», оказались более всего вредными. Заблуждение, которое делает счастливым, пагубнее, чем то, которое непосредственно вызывает дурные последствия. Последнее изощряет, делает недоверчивым, очищает разум; первое — усыпляет...
Прекрасные чувства, возвышенные порывы принадлежат, говоря физиологически, к наркотическим средствам. Злоупотребление ими ведёт к тому же результату, что и злоупотребление любым другим опиумом — к нервной слабости...
454. Заблуждение — самая дорогая роскошь, какую человек может себе позволить; но когда заблуждение является к тому же, ещё и физиологическим заблуждением, то оно становится опасным для жизни. Что же, следовательно, дороже всего обошлось человечеству, за что больше всего оно расплачивалось? За свои «истины», потому что все они в то же время были заблуждениями in physiologicis * ...
455. Психологические смешения — потребность в вере смешивается с «волей к истине» (как, например, у Карлейля). * Но точно так же смешивают потребность безверия с «волей к истине» (потребность разделаться с верой может вытекать из сотни побуждений — оказаться правым в опоре с каким-нибудь «верующим»). Что вдохновляет скептиков? Ненависть к догматикам — или потребность в покое, усталость, как у Пиррона.
в естествоведении (лат.).
Т. Карлейль (см. прим. к § 27) придерживается во многом тех же позиций, что и Ницше («сильный человек всегда найдёт себе дело» и т. п.), однако, подобно «русским философам» конца XIX – начала ХХ в. (Бердяев, Розанов, Соловьёв и др.), не осмеливается отбросить «костыли веры», к чему призывает Ницше.