Воля к власти
Шрифт:
Кант со своим «практическим разумом», со своим фанатизмом морали весь ещё – восемнадцатый век, ещё всецело вне исторического движения; не восприимчивый к действительности своего времени, напр.: к революции; не затронутый греческой философией; фанатик понятия долга: сенсуалист, на подкладке догматической избалованности.
Возврат к Канту в нашем столетии есть возврат к восемнадцатому веку: захотели снова добыть себе право на старые идеалы и на старые мечты – в этих целях и теория познания, «полагающая границы», т. е. дозволяющая устанавливать по своему усмотрению некое «потустороннее» разума…
Образ мышления Гегеля не далёк от Гёте: вслушайтесь в слова Гёте о Спинозе. Воля к обожествлению целого и жизни, дабы в их созерцании и исследовании
Период Просвещения, – за ним период чувствительности. В какой мере Шопенгауэр принадлежит к периоду «чувствительности» (Гегель – к духовности).
Семнадцатый век болеет человеком как некой суммой противоречий («l’amas de contradictions» [34] , которую мы являем собою); он стремится открыть человека, откопать его, ввести его в строй, тогда как восемнадцатый век старается забыть всё, что известно о природе человека, дабы приладить его к своей утопии. «Поверхностный, мягкий, гуманный» век, – восторгающийся «человеком».
34
Скопление противоречий (фр.).
Семнадцатый век стремится стереть следы индивида, дабы творение имело возможно больше сходства с жизнью. Восемнадцатый век стремится творением вызвать интерес к автору. Семнадцатый век ищет в искусстве искусства, как некоторой части культуры; восемнадцатый ведёт путём искусства пропаганду реформ социального и политического характера.
«Утопия», «идеальный человек», обожествление природы, суетность самовыставления, подчинение пропаганде социальных целей, шарлатанство – вот что к нам перешло от восемнадцатого века.
Стиль семнадцатого века: propre, exact et libre [35] .
Сильный индивид, довлеющий самому себе или перед лицом Бога усердно трудящийся – и эта современная авторская пронырливость, навязчивость – вот крайние противоположности. «Выставлять себя на первое место» – сравните с этим учёных Порт-Рояля.
У Альфиери было понимание высокого стиля.
Ненависть к «burlesque» [36] (лишённому достоинства) и недостаток чувства естественного – вот черты семнадцатого века.
35
Способный, точный и свободный (фр.).
36
Шутовское (фр.).
Против Руссо. К сожалению, человек в настоящее время уже недостаточно зол: противники Руссо, говорящие: «человек – хищное животное», к сожалению не правы. Не в извращённости человека – проклятие, а в изнеженности, в оморалении его. В той сфере, на которую всего ожесточённее нападал Руссо, тогда ещё сохранялась сравнительно сильная и удачная порода людей (обладавшая ещё ненадломленными великими аффектами: волею к власти, волею к наслаждению, волею и способностью повелевать). Следует сравнить человека восемнадцатого века с человеком Возрождения (или человеком семнадцатого века во Франции), чтобы заметить, в чём тут дело: Руссо – симптом самопрезрения и разгорячённого тщеславия; и то и другое суть показатели недостатка доминирующей воли; он морализует и, как человек затаённой злобы, ищет причину своего ничтожества в господствующих классах.
[Вольтер – Руссо.] Природное состояние – ужасно, человек – хищный зверь, наша цивилизация – неслыханный триумф над этой природой хищного зверя… так умозаключал Вольтер. Он ценил смягчение нравов утончённостью, духовные радости цивилизованного состояния, он презирал ограниченность, даже в форме добродетели, недостаток деликатности, даже у аскетов и монахов.
Руссо больше всего занимало нравственное несовершенство человека; словами «несправедливо», «жестоко» всего легче разжечь
37
Запрет (лат.).
Руссо: норма строится у него на чувстве; природа – как источник справедливости; человек совершенствуется в меру того, насколько он приближается к природе (по Вольтеру – в меру того, насколько он от неё отдалился). Одна и та же эпоха: для одного – суть её в прогрессе гуманности, для другого – в увеличении несправедливости и неравенства.
Вольтер понимает l’umanit`a [38] всё ещё в смысле Ренессанса; также и virt`u (как «высокую культуру»), он борется за интересы «des honn^etes gens» [39] и «de la bonne compagnie» [40] , за интересы вкуса, науки, искусства, самого прогресса и цивилизации.
38
Человечество (итал.).
39
Честных людей (фр.).
40
Хорошего общества (фр.).
Борьба загорается около 1760 г.: женевский гражданин и Le seigneur de Ferney [41] . Только с этих пор Вольтер становится представителем своего века, философом, исповедующим терпимость и неверие (до тех пор он лишь un bel esprit [42] ). Зависть и ненависть к успеху Руссо подвигли его вперёд, «на вершины».
Pour «la canaille» un dieu r'emun'erateur et vengeur [43] – Вольтер. Критика точек зрения по отношению к ценности цивилизации. Социальное изобретение для Вольтера прекраснейшее из всех: нет цели выше, как поддерживать и усовершенствовать его; в том-то и honn^etet'e [44] , чтобы чтить социальные обычаи; добродетель – подчинение известным необходимым «предрассудкам» в интересах поддержания «общества». Вольтер – миссионер культуры, аристократ, сторонник победоносных господствующих классов и их оценок. Руссо же остался плебеем и как homme de lettres [45] , – это было неслыханно – источая дерзкое презрение ко всему тому, чем он сам не был.
41
Помещик из Фернея (фр.) – Вольтер. – Прим. ред.
42
Остряк (фр.).
43
За «негодяя» – вознаграждение и мщение бога (фр.).
44
Честность, порядочность (фр.).
45
Писатель (фр.).
Болезненное в Руссо наиболее восхищало и вызывало подражание. (Ему родственен лорд Байрон; он также взвинчивал себя и принимал возвышенные позы, разжигал в себе мстительный гнев; позднее, благодаря Венеции, он пришёл к равновесию и понял, что более облегчает и примиряет… l’irsouciance [46] .) Руссо горд тем, что он есть, несмотря на своё происхождение, но он выходит из себя, когда ему об этом напоминают…
46
Беспечность (фр.).