Воля павших
Шрифт:
Чудовищный аппарат бесконечно проплывал над прогалиной – как звездный крейсер в голливудском фильме, который тянется и тянется через экран… Олег стоял неподвижно, без мыслей, ощущая только одно – какой он крошечный и жалкий по сравнению с этим чудовищем. И даже когда аппарат исчез, Олег, не двигаясь, ждал, пока утихнет звук – он метался над просекой от дерева к дереву, подобно электрической искре…
Часа четыре Олег шел, не решаясь вернуться к дороге… но, как он надеялся,
Олег сбился с направления.
Собственно, эта мысль его не слишком напугала. Заблудиться больше, чем он уже заблудился, было просто нельзя, невозможно. А направление он теперь определить мог довольно легко. Кроме того, Олег был уверен, что наткнулся на следы ночного боя – точнее, расправы победителей над пленными – и опасался встретить врага (почему-то парень был уверен, что победил «враг», а повешенные – партизаны). Страх от увиденного помешал ему сообразить, что трупы выглядят совсем не свежими, да и слишком близко место казни от того дуба, на котором он ночевал, – он бы не только увидел трассера, но и услышал бы выстрелы.
Короче, Олег продолжал упорно забираться в чащу, уверенный, что спасается от близких врагов. Он решил зайти подальше, а там снова сориентироваться и повернуть на север, к горам. А пока надо было думать о еде и располагаться худо-бедно на ночлег.
С едой ему неожиданно повезло. Почти сразу после того, как мальчишка начал думать о ночлеге, ему под ноги из-за большого куста метнулся заяц. Олег бы в жизни его не увидел – просто чуть не наступил на зверька. Сперва Олег оцепенел, но, на его счастье, сделав два больших прыжка, заяц припал к траве. Парень, царапая ногтями вслепую кобуру нагана, открыл ее – он не сводил глаз с зайца – и бабахнул самовзводом.
Звук завяз в лесу, только эхо что-то прокричало в ответ. Заяц молча подскочил на месте, дрыгнул длинными задними лапами и замер в траве снова – но уже мертвый. А Олег думал только об одном – что патроны оказались годными.
Заяц был крупненький, тяжелый, и рот у Олега наполнился слюной. Он уже не раз охотился и знал, как свежевать, потрошить и разделывать добычу, хотя эта мерзкая работа у него никогда не вызывала воодушевления. Но сейчас перед ним стояла куда более серьезная проблема, чем отвращение.
У него не было ножа.
Теоретически Олег знал, что надо делать. Но практически… практически это было еще более гадко, чем обычная разделка. Вздохнув, Олег подцепил зайца за лапы и пошел искать воду, внутренне готовясь к тому, что предстояло сделать, чтобы поесть…
…Вообще-то ему продолжало везти. Он нашел одновременно и место для ночлега – и воду. Подходящий дуб рос в тридцати шагах от ручейка, проложившего себе путь среди травы и мха.
Бросив зайца на траву, Олег стащил рубашку, еще раз благословив этот мир за то, что он обошелся без комарья. Морщась, поднял зайца, осмотрел его, словно это что-то меняло и от внешнего осмотра он мог превратиться в готовый полуфабрикат.
Противно было – непередаваемо. Олег попробовал на себя разозлиться. Не получилось, хотя есть хотелось очень. Кривясь и стараясь не смотреть, начал ломать заячью
С облегчением бросив на траву открученную голову, Олег сжал освежеванную скользкую тушку повыше желудка, вскинул руки над головой и сделал сильное движение – словно рубил топором дрова. С коротким чавкающим звуком внутренности зайца вылетели через зад. Облегченно отдуваясь, Олег опустил тушку в ручей, собрал все остатки, разбросанные вокруг, чтобы потом прикопать, и начал мыться. К отвращению – постепенно, кстати, проходившему – добавилось чувство гордости. Он первым же выстрелом подбил зайца. И разделал его, не имея ножа. Теперь оставалось развести костер…
Очевидно, сегодня у него был удачный день. Уже через десять минут материал для костра был собран – от растопки до сухих сучьев, чтобы поджарить добычу – а еще через пять минут Олег подкладывал в пока еще робкое пламя, бледное в последнем дневном свете, веточки покрупнее, насвистывая что-то оптимистическое. Поднявшись, Олег с удовольствием посмотрел на огонь, весело взбирающийся по дровишкам, и отправился за рубашкой и зайцем.
…Волк стоял на другом берегу ручейка, задумчиво глядя в воду. Конечно, он не отражением любовался – его интересовал странный водоплавающий предмет, даже в таком состоянии пахнущий мясом. Конечно, зверь издалека почуял человека, но не сдвинулся с места – только поднял большую голову, и Олег, выйдя на берег, встретил взгляд его желтых, неожиданно печальных и мудрых, глаз с расстояния в пять метров.
Волк знал правду жизни – вот что читалось в его глазах. Все живое на свете существует, чтобы есть и быть съеденным. И на этот раз он проиграл, не почуяв за волнующими запахами еще один. Запах мертвого – и в то же время живого! – предмета, который человек выхватил из кобуры. Запах револьвера. Волк не знал слов «кобура» и «револьвер», – но знал этот запах. Означавший, что человек – сильнее. Он не двинулся с места, не попытался бежать – гигантский серый зверь, чья голова пришлась бы на уровень Олеговой поясницы, встань они рядом. Волк стоял и смотрел на человека – в его глаза, а не на оружие в его руке.
Олег знал, что с такого расстояния не промахнется. Успеет всадить в голову хищнику не одну, а три или четыре пули раньше, чем тот прыгнет через ручей. Не промахнется, не промахнется…
Ему совсем не хотелось стрелять между этих жестоких и красивых глаз, смотревших со спокойной человеческой храбростью.
– Давай так, – услышал Олег свой голос и не удивился тому, что говорит с волком. – Я забираю рубашку и тушку. Остальное – тебе. Я понимаю, что тебе это на один зуб, но мне тоже надо есть.