Воля Провидения

Сан М.

– Мы отведем вас обратно в ваше селение, – ответил Кан. – Но вряд ли ты сможешь кого-то там найти. Единственное безопасное место – это столица империи, вам стоит отправиться туда.

– Мы поедем обратно в деревню, – отрезал Джуг.

Анкс молчал. Кан пожал плечами и ушел спать.

На следующее утро Анкс проснулся, почувствовав, что с него снимают веревки. Мил развязал обоих пленников. Все погрузились на лошадей и направились на запад. Через несколько миль группы разделились, и Анкс с Джугом поехали вместе с Каном, Милом и Бэт.

К вечеру

того же дня они добрались до деревни. Кругом царила тишина. Дома были частично разрушены: выбиты окна, вырваны двери, оббиты стены. Джуг погнал лошадь к себе домой, за ним поехали Бэт и Мил, а Анкс с Каном направились к кузнице. По пути им встречались трупы людей и животных. Живых в деревне не было.

Они подъехали к дому. Дверь была закрыта. Анкс аккуратно открыл ее и медленно вошел внутрь. Труп отца с проломленным черепом разлагался на полу. Дыра в черепе уставилась на Анкса. Спертый трупный запах ударил в нос. Живот скрутило, и его вырвало.

Кан зашел следом. Он осматривался вокруг, и его взгляд остановился на трупе. Кан подошел и встал рядом.

– Ты знал его? – спросил он в своей невозмутимой манере.

– Это… – Анкс на секунду запнулся, – это был мой отец. Я убил его, когда он напал на меня и Джуга.

– Его одурманил культ?

– Наверное.

Анкс одновременно ощущал тревогу и облегчение, и от этого еще больше конфузился.

– Когда-то это был мой дом, – продолжил он, копаясь в собственных мыслях и выдавая все, что находил. – А теперь что это? Мне некуда возвращаться. Но знаешь, я никогда не любил этот дом. Я всегда где-то в глубине ждал и даже надеялся, что произойдет что-то такое, что освободит меня от этого места… и от этого человека. Кроме Джуга, я ни с кем и не общался. Если бы не он, я бы все время чувствовал себя одиноким.

– Быть одному и чувствовать себя одиноким – это не одно и то же, – сказал Кан и, взяв Анкса за плечо, повел к выходу из дома. – Иногда мы чувствуем одиночество даже среди друзей.

Анкс легко вспомнил подобные случаи из прошлого. Вспомнил то вязкое, гнетущее чувство одиночества, которое часто заполняло его душу. Это не была обычная тоска по кому-то. Это было чувство оторванности от людей, будто существовало какое-то основополагающее отличие между ним и остальными, которое не давало ему стать своим.

Они вышли на улицу. Солнце садилось за горизонт, и пелена вечера накрывала небо. Анкс сел на траву у дома и смотрел в сторону леса, окутанного темнотой.

– От этого чувства можно избавиться?

– В глубине души все мы, – Кан замер, подбирая слово, – не могу сказать одиноки, это неподходящее слово, но обособлены. Стоит определенных усилий спуститься глубоко в подвалы собственной души и встретить там оторванное от мира, лишенное всякого смысла существование, столь мимолетное и незаметное в масштабах всего мира; и требуется храбрость, чтобы вернуться оттуда и продолжить жить, осознавая и смиряясь с тем, что узнал о себе.

– Разве те, кто живет в большой семье, в любви и достатке, одиноки? – Анкс нахмурил

брови, вспоминая веселые лица детей, которых любили.

– Когда ты рассуждаешь о чем-то, то говоришь «я»? – улыбнулся Кан и, дождавшись, пока Анкс кивнет, продолжил. – И они говорят «я», и думают с помощью «я», и противопоставляют это «я» всему окружающему миру. Такова природа души. Она смотрит сама на себя в зеркало и считает, что есть «я» и есть «не я». В момент, когда душа впервые видит себя в зеркале, она вырывает себя из мира и обрекает на самосознание.

Он говорил так чудно, как никто до сих пор не говорил с Анксом. Но так просто и понятно, будто Анкс и сам все это знал раньше, но не мог высказать:

– А как же друзья, родные и другие люди, которых мы знаем как самих себя и которых считаем близкими или, может, даже частью себя?

– Есть такие люди, – согласился Кан. – Но сути дела это не меняет. Подумай об этом так: ты плывешь на корабле с большим количеством других людей. Проводишь с ними много времени, знакомишься с ними, влюбляешься, дружишь. Но рано или поздно тебе придется сойти на берег, а они уплывут дальше, и ты ничего не сможешь с этим поделать. Осознание конечности собственного путешествия и порождает этот разрыв.

Кан залез на коня и жестом указал Анксу следовать за ним. Анкс рассеянно сел на лошадь, продолжая думать о том, что сказал Кан.

– А земля тогда что? – спросил он недоумевающе.

– Какая земля?

– Ну, та, на которую я сойду с корабля!

– А-а… Да нет никакой земли.

– Как нет? – искренне удивился Анкс.

– Сравнение было не про землю, – засмеялся Кан. – Нет там никакой земли.

Анкс ехал за Каном и думал о земле. Как же может не быть земли? Тогда куда он сойдет с корабля жизни? Ведь есть же что-то после жизни? Должно быть! А Кан смеется и говорит, что ничего нет…

– А что тогда одиночество? – прервал Анкс молчание.

Он изо всех сил пытался уличить Кана. Вся его природа противилась тому, что рассказывал Кан. Анкс понимал, что Кан ошибается. Точно знал это! Но не мог понять, как именно.

– Одиночество – это своего рода ностальгия. Ностальгия по тому времени, когда душа еще не видела себя, когда она была всем миром и не было никаких разделений. Она ощущает отголоски, напоминания об этом состоянии в окружающем мире в других людях. Она хочет вернуть то состояние, но это невозможно, и все, что ей остается, это грустить о потерянном рае.

Анкс погрузился в размышления и не заметил, как они проехали через лес и выехали к пещере, где их ждали Джуг, Мил и Бэт.

Они развели костер и сели вокруг. Анкс сидел рядом с Джугом, который никак не мог отвести глаз от Бэт. Она поправляла свои длинные ярко-красные волосы и готовилась ложиться спать.

– Тебе бывает одиноко? – спросил Анкс у Джуга, не сводя глаз с огня.

– Чего? – Джуг повернулся к нему в недоумении.

Анкс перевел взгляд на друга – насупленные брови и наморщенный нос – Джуг не любил подобные разговоры.