Воображаемые встречи
Шрифт:
Она сказала это с большой грустью.
Стасов заговорил о ее прошедших концертах и о музыке Шумана, которую он хорошо знал. Клара сказала:
— Я не ожидала, что деятельность моего мужа будет так высоко оценена русскими музыкантами.
— Не только ими! — подхватил Стасов. — Вспомните, как вас принимала публика. Да вот вам еще пример. Здесь живет один убежденный шуманист. Он учитель рисования и художник-любитель. Но его страсть — музыка. И, представьте, он соединяет эти два призвания: рисует иллюстрации к пьесам Шумана.
— Неужели?
— Но чудак человек! Ни продать
— И можно его повидать?
— Я привел бы его к вам.
— Благодарю. Но лучше оставьте адрес. Впрочем, у меня так мало времени…
Разговор со Стасовым несколько оживил Клару. Вернувшись к себе, она не ощутила той неприятной дрожи, в какую повергали ее гостиничные номера. Она не могла привыкнуть к ним с тех пор, как осталась одна. Теперь она решила провести остаток дня, никого не принимая. Она достала плед и уселась в углу, в кресле.
Мария уехала кататься с дочерьми графини Строгановой. Двадцать три года не такой возраст, чтобы избегать развлечений, тем более в столице чужой, интересной страны. Мария сопровождала Клару, чтобы той не было тяжело в России, где остались воспоминания. Но это не значило, что она должна проводить с матерью все время.
До вечера просидела Клара, думая о давнишнем и совсем недавнем, главным образом о последних двух днях.
— Странные дети! — вспоминала она студента и его спутницу. — Как они любопытны к сюжету! Неужели им недостаточно самой музыки?
Оживление Клары стало проходить. Всюду была тишина, только за стеной крикнули что-то, другой голос протяжно отозвался, и опять стало тихо.
«Как холодно! — думала Клара. — Лето, а еще топят. И все равно холодно…»
«У музыкальной программы есть одно незаменимое достоинство, — думала она далее, — за сюжетом можно скрыть себя самого. Пусть думают, что это именно тот Леандр, который жил в древней Греции…»
Читать ей не хотелось. Полная смутного беспокойства, она встала. Нужно было что-то сделать, а она забыла, что именно.
Часы пробили девять. Клара подошла к шкафу, достала тальму и шляпу. Она все еще раздумывала, потом решительно оделась и вышла.
Это было недалеко. Она отпустила карету и поднялась по лестнице. Ей открыла старая маленькая женщина в чепчике.
— Я хотела бы повидать мосье Дорофеева, — сказала Клара по-французски.
— Это мой брат, — ответила старушка.
Клара назвала себя.
— Мой бог! Какая честь! Зайдите, прошу вас!
Она проводила гостью в маленькую комнату и усадила ее на диван.
— Еще немного, и я узнала бы вас по портрету.
Хозяйка указала на миниатюру, висевшую на стене. Потом сняла ее и показала Кларе:
— Мой брат нарисовал это в прошлый ваш приезд.
— Да, такой я была двадцать лет назад.
Сходство было большое. Клара спросила, может ли она видеть художника.
— Такая жалость! Он уехал в Коломну. Вы, я надеюсь, надолго к нам?
— О нет!
И Клара объявила о цели своего прихода. Сестра
— Я могла бы попросить мосье Стасова предупредить вас, — сказала Клара. — Но времени мало, и мне не терпелось прийти самой. Неужели ваш брат рассердится, если узнает, что я взглянула на его рисунки?
Старушка молчала в нерешительности.
— Поймите, вряд ли я так скоро попаду в Россию. Может быть, опять через двадцать лет…
Эта грустная шутка возымела свое действие. В конце концов, брат может рассердиться на сестру и за то, что она не исполнила желания знаменитой гостьи.
Старушка вышла в другую комнату и вскоре вернулась с альбомом в руках.
Она зажгла свечу, хотя за окнами было светло, как днем, и поставила ее перед Кларой.
— Вот, — сказала она, — это рисунки последних лет. А это он сделал недавно.
Рисунки были выполнены не совсем профессиональной рукой. Но дух Шумана угадывался во всем. Клара узнала «Двух гренадеров», и «Солдата», и «Братьев-призраков», осужденных и после смерти биться друг с другом на поединке [52] …
«На взморье вечером». Да, вот и это: закат бросает красный отблеск на лицо рассказчика…
Были тут и рисунки ко всему «Детскому альбому». Десять счастливых лет проходили перед Кларой.
Она перевернула страницу и увидала новый рисунок. А наверху надпись: «Вечер». У открытого окна сидит молодая девушка и смотрит на небо. А на небе, уже потемневшем, ярко и четко выделяется Большая Медведица — семь крупных звезд. На лице девушки напряженное ожидание и вера. Можно подумать, что она сказала возлюбленному перед разлукой: «В день моего рождения, когда покажутся звезды, взгляни на Большую Медведицу. И я тоже взгляну…»
52
Романсы Шумана.
Клара долго рассматривала альбом. Перелистывала и вновь возвращалась к «Вечеру». Хозяйка сидела поодаль.
Наконец Клара поднялась.
— Благодарю вас, — сказала она. — Вы доставили мне большую радость.
— Как жаль, что вы не застали брата! Он будет в отчаянии.
— Да, мне не повезло, — ответила Клара. — Кто знает, может быть, он и согласился бы подарить мне один из этих рисунков.
— Мой брат очень дорожит ими, — сказала сестра художника, — но вы… у вас, конечно, есть права. Жена гения, знаменитая артистка…
— Совсем не потому, — сказала Клара, — а потому что его попросила бы не знаменитая артистка, а бедная девочка, которая смотрела на Большую Медведицу.
Она простилась и ушла.
Глава восемнадцатая. О прошлом и будущем
Благодаря долголетию, посланному мне судьбой, я имел возможность в прошлом, восемьдесят восьмом году присутствовать на замечательном празднике музыки — на Лейпцигском фестивале. Давно уже в нашем городе не было так многолюдно. Съехалось много музыкантов и просто любителей, чтобы услыхать музыку Чайковского, Грига, Дворжака, Сен-Санса. Среди этих прославленных был и Брамс.