Вообрази себе картину
Шрифт:
Благородный Никий сколотил состояние, ссужая городу рабов для работы в серебряных копях.
Попавших в плен афинян и их союзников отправили в каменоломни, где за ними было легче присматривать.
Первое время с ними в каменоломнях обходились жестоко. Слишком много их было, сгрудившихся в узкой яме, в которой, поскольку крыши над головой не имелось, они страдали днем от солнечного жара и духоты, между тем как ночами, поскольку уже наступала осень с ее холодами, температура падала и многие заболевали.
Вдобавок по недостатку места им приходилось
Так они прожили почти десять недель. Затем все, кроме афинян и присоединившихся к ним сицилийских и италийских греков, получили свободу — их продали в рабство.
Трудно сказать точно, сколько там было пленных, однако полное число их наверняка превосходило семь тысяч.
Таково было величайшее из военных событий той поры, величайшее, известное нам в истории Греции.
Победителей ждал самый славный успех, побежденных — наигорчайшее поражение, ибо разгром оказался окончательным и бесповоротным. Страдания их были неописуемы, они потеряли все, армия, флот — все погибло, а из тех, кто отправился воевать, вернулась лишь малая горстка. Только одного из уцелевших мы и знаем по имени — Алкивиада.
Афинскую империю сотрясли восстания.
Почти невозможно поверить в то, что афиняне продолжали бороться еще девять лет.
— Пусть себе дерутся, — советовал Алкивиад своему персидскому благодетелю, Тиссаферну. Вскоре ему предстояло без ведома Тиссаферна пообещать его помощь тем, кто намеревался низвергнуть демократическое правительство Афин и установить власть олигархии. — Дайте Спарте денег на постройку судов, но немного. Поддерживайте слабую сторону, чтобы они изматывали друг друга, сражаясь между собой, а не с нами. Кто бы ни победил, он все равно не станет нашим союзником.
В 407 году афинская демократия, ради свержения которой он строил козни, вновь избрала его генералом. А вскоре затем, несправедливо обвиненный в морском поражении при Нотиуме, он бросил все и бежал во Фракию.
Конец Афинам положил Лисандр своей победой при Эгоспотамах: сто восемьдесят афинских судов оказались захваченными на берегу, и только девять сумели выйти в море и спастись.
За год до того Афины в грубой спешке приняли постановление, повелевавшее афинским командирам рубить правую руку каждому пойманному в море спартанцу. Один из капитанов пошел даже дальше, побросав за борт всех спартанцев с двух захваченных им кораблей.
Теперь Лисандр отомстил. Сказанному капитану он приказал перерезать горло. Взятых в плен афинян казнили — кроме одного человека, о котором было известно, что он выступал в Народном собрании против упомянутого
Вопль отчаяния распространился из Пирея в город вдоль Длинных стен, ужасная весть переходила из уст в уста, и никто в эту ночь не спал. Все скорбели — не только о погибших, но и о самих себе, ожидая, что теперь и им придется претерпеть то же, чему они подвергали других: мелосцев, гистийцев, скионейцев, торонейцев, эгинян.
Однако Спарта не пожелала допустить разрушения города, столь много потрудившегося для всех греков, отчего спартанские союзники Коринф, Фивы и Элида отказались подписать договор, назвав его предательским и продажным.
Афинам разрешалось сохранить двенадцать кораблей, однако стены их надлежало срыть.
Только когда в городе иссякли припасы, афиняне отправили наконец послов в Спарту с просьбой о мире. По возвращении послов их окружила многочисленная толпа: все боялись, что они вернулись ни с чем, а ждать больше нельзя было, так как очень уж много народу погибло от голода.
Послы доложили Народному собранию условия, на которых лакедемоняне предлагают мир и снятие блокады. Они убеждали народ принять эти условия. Кое-кто возражал, но большинство согласилось с послами, и наконец постановлено было принять мир. После этого Лисандр приплыл в Пирей, изгнанники, желавшие вернуться, получили на то разрешение, а пелопоннесцы с ликованием принялись разрушать стены под музыку флейтисток, восхваляя этот день как начало свободы Греции.
Афинян, слушавших музыку и восхваления, ошеломило то обстоятельство, что капитуляция их демократического города провозглашается прочими греками возвращением свободы всем остальным городам.
В том же году Алкивиад пал жертвой персидских убийц. Произвести покушение потребовала Спарта по настоянию афинских тиранов. К этому времени лидеры всех трех государств были им сыты по горло.
Женщина, в чьих объятиях он лежал в ту ночь, говорит Плутарх, подняла его тело, завернула в свои собственные одежды и похоронила, насколько было возможно, торжественно и почетно.
Enfans terribles плохо переносят старение, и к Алкивиаду это относится тоже.
Нашлись и в Афинах почтенные замужние женщины, которых порадовали вести об обстоятельствах его кончины. Ксантиппу, жену Сократа, они нисколько не удивили. За что боролся, на то и напоролся, сказала она, это доказывает лишь то, что она и так всегда знала, — что кончит он очень плохо.
Сократ же сказал:
— Такова жизнь.
ХII. Литературное наследие
Афинские граждане славятся среди прочих эллинов как великие говоруны, пишет Платон. Что касается голландцев вообще и Рембрандта в частности, справедливо скорее обратное.