Вооруженное восстание животных
Шрифт:
– Сейчас как высажу обратно. Наверное, мало тебе? — отозвался Пузырев, которому я так надоел.
– Вопрос поставлен прямо. Может даже ребром. Придется отвечать: мне не мало. И в самом деле пора на отдых.
– Наконец, я слышу речи не мальчика, но мужа, — отозвался зеркальный шлем и представился. — Майор Федянин. — Потом стал доступно объяснять. — Вот ты хочешь, чтобы вся держава встала против этих грызунов. Но представь, в твоем охранном бюро не тридцать, а тридцать тысяч голов. Тогда приплюсуй командиров и начальников, которые желают без всякой обузы дожить до светлой министерской или дачно-пенсионной
Спорить больше не хотелось, по всему видно, что майор, если надо, развалит доводы оппонента вместе с его головой. Пока Федянин рассуждал, пилот облетел здание и направился домой. И тут без спросу, проявив дурной вкус, пятерка зрителей с крыши вступила в игру и теперь составляла геликоптеру почетный и летучий эскорт. Подсвечиваемый нашими прожекторами нежуравлиный клин тащился следом, не выдавая секрета движения.
– Это как же они летят? — протянул пилот. — Антигравитация?
– Может, понос? — предположил Федянин. — То есть реактивная струя.
– Какой разброс мнений. Кто еще хочет высказаться? — спросил я, внутри проклиная себя за то, что слишком рано обрадовался.
– За тобой ведь летят, Александр, — тоскливо зачмокал губами Пузырев. — Отдать просят.
– Не волнуйтесь, господа. Со мной они уже пообщались, теперь теперь им новеньких собеседников подавай. — возразил я.
Пилот стал класть машину в разные известные ему виражи. Федянин просунул свой пулемет в бойницу и деловито застрекотал вновь. Пузырев орудовал прожекторами, как опытный театральный осветитель, а вдобавок, свесившись за борт, бил без промаха из своего «Макарова». Один я ничего не делал, и правильно, между прочим. Тридцать секунд обстрела, и Федянин с Пузыревым почувствовали, что крупно облажались.
Лучи подсветки рассеивались в радужные облака, которые совершенно скрывали догоняющих.
– Облаком прикрываются те, кто обстряпывает блудные дела, — пояснил я попутчикам. — Таковы отражательные свойства их панцирей, обычная линейная оптика.
Пилот запаниковал и стал бросать машину в разные стороны, будто у него чеснок в заднице. Пузырев заерзал, и даже крутой майор вытащил из-за голенища сапога широкий нож с зазубринами, мол, живым не дамся. По-моему, он собирался даже тельняшку порвать.
– И в инфракрасном диапазоне нехера не разобрать, — замандражировал майор, неудачно пытаясь разглядеть что-нибудь в очки ночного ведения. — Они, что, охлаждение применяют, антифриз какой-нибудь?
– А они сейчас энергию не расходуют, поэтому нет тепловыделения. — сказал я и задумался. Гады явно не метали в нас хоботы. Но тогда, может, они попросту к нам приклеились? Когда вертолет над ними висел, харкнули они, слюнки прилепились, затвердели и стали, например, силикатными тросами.
– Кажется, они плюнули на нас, — я принялся растолковывать всем свое мнение. — Надо попробовать их срезать.
Майор Федянин ткнул пилота в спину, чтоб послушался меня.
Пилот как на скрипке сыграл, положил машину на правый борт, так что полозья лишь шуршанули по трубе. Мы, конечно, бросились хором провозглашать традиционные мужские здравницы, начинающиеся на скромную букву «е». Я даже уточнил у пилота, почему нет на борту надписи: «Портить воздух во время полета запрещено». Впрочем, рано пташечки запели.
Фортуна снова повернулась к нам задом. Машина вдруг задрыгалась, пилот закостерил приборы, в кабине стало жарко, брызнуло огоньками, пахнуло озоном, смешанным с интенсивной гарью, Пузырева ужалило обычное прикосновение к металлической детали и, он, обиженно сопя, стал дуть на свою руку. Я метнулся к подсветке, так и есть — одно облако померкло лишь на время. Мы в приступе радости и не заметили, что какой-то червяга остался с нами. И, похоже, засадил в нас шаровой разряд.
– Черт, горим, — жалобно пискнул пилот, — и что-то с рулевым управлением.
Всплыла откуда-то неуместная цитата: «Мы ответственны за тех, кого приручаем».
Со следующим разрядом, похоже, нам крышка.
Но способный пилот выручил всю компанию. Вначале чуть не упал вниз — я и с жизнью наполовину попрощался, думал, что парень взбесился — а потом повел свою машину едва ли не по кронам деревьев, напоминая тракториста на колхозном поле. Секунд двадцать мы бились-метались в кабине, душа вместе с пылью вышла, но червяга-прилипала наконец споткнулся о какой-то дуб, под которым сам Илья Муромец нужду справлял.
– Замечательная смерть замечательных людей откладывается, — пытался схохмить я, успокаивая Федянина, который явно стеснялся минутной своей суеты, и залившегося лицевым потом Пузырева.
На честном слове долетели на базу МВД где-то в Горелово, оттуда меня с шефом постарались поскорее выпроводить. Только успели полюбоваться на жалкий и потрепанный вид некогда гордой железной птицы.
7
Вертолетное сафари в копеечку обошлось. От меня, правда, вскоре отстали, разобрались, что за счет пустой стеклотары я долги не отдам.
Это о личном. А теперь об общественном. Наутро тварей в технопарке не было, правда, все, что получше, они погрызли, сожгли или обгадили едким дерьмом.
Какой-то журналист из Би-Би-Си (он же шпион из «Ми») по утру заснял с помощью фоторужья монстров, загорающих на подоконниках технопарка. Когда приехали наши репортеры, червяги уже ушли в подвалы. Но в любом случае инкогнито кончилось.
Впрочем мне на это было уже наплевать.
Напрасно я доказывал на правлении технопарка свою геройскую роль. Нашлись те твари в правлении, которые утверждали, что я своим сопротивлением спровоцировал разбой. Короче, технопарк расторг контракт с охранной фирмой Пузырева.