Воплощенная
Шрифт:
Когда я обернулась, то наткнулась взглядом на тянущийся в небо храм, отсюда он казался даже более пугающим. Сэм не заметил отсутствие у меня энтузиазма, просто нашел ключ — это что же он делал с ним на протяжении жизней? — и широко открыл дверь, приглашая первой пройти внутрь.
Внутри все выглядело тусклым и неприветливым, и только серебряные лучи света пробивались через щели в ставнях. Если не брать во внимание лестницу и вторую маленькую комнату — может, кухня? — гостиная занимала весь первый этаж. Вся мебель, которой было гораздо больше, чем может вместить
Я только собралась спросить у Сэма, почему так, как он щелкнул по выключателю и комнату залил мягкий свет, из-за чего я начала моргать и щурится, пока глаза не привыкли.
— Для начала, сними покрывала и положи в угол, — сказал он. — Я пойду наверх, проверить твою комнату.
Он оставил большие сумки возле входа и начал подниматься по длинной спиральной лестнице, неся мой багаж. В левой части комнаты виднелся резной балкон, с деревянными перилами. Он еще раз посмотрел на меня перед тем, как исчезнуть из поля зрения.
Аккуратно, на случай, если под покрывалами скрыто что-то хрупкое, я убрала длинную синтетическую ткань, под которой скрывались книжные полки, стулья и какие-то стенды. Вся мебель была жесткой, вырезанной из дерева, декорирована кусочками обсидиана, мрамора и кварца.
Сэм рассказывал мне об изучении этого ремесла, хотя я и не понимала, почему это так его волнует. Это казалось довольно тяжелой работой.
Но сейчас, глядя на блестящие каменные завитушки, нежно выгравированные перышки, я его поняла. Это выглядело прекрасно, и если бы я обустраивала свой дом, в котором жила б около пяти тысяч лет, то тоже хотела бы наслаждаться такой мебелью. К тому же, он говорил, что некоторые люди зарабатывают на жизнь, творя такое искусство. Он мог просто купить мебель, если бы захотел.
Так кем же он работает? Надо спросить, когда он вернется.
Когда я убрала ткань в комнате по краям, то взялась за центр, где стояла особенно большая мебель. Покрывало соскользнуло с большого самолета из кленовой древесины, зацепилось за висящую связку ключей и, наконец, упало на лавочку. А затем я увидела его.
Пианино. Настоящее.
У меня все сжалось в груди, я хотела побежать наверх к Сэму и спросить, почему он не рассказал мне о нем, но я еще не закончила свое задание.
А вдруг я найду еще какие-то сокровища?
С легким головокружением, я двигалась по комнате, находя вещи, которые раньше видела только на картинках в книге.
Огромная арфа. Орган. Клавесин. Куча коробок с резными инструментами. Большую часть я не узнала, но нашла виолончель, другой — побольше — струнный инструмент, и кларнет. Это даже слишком замечательно.
Мог ли он позвонить наперед и попросить друга принести все эти инструменты просто потому, что знал — они мне нравятся? Я не могу представить какова причина для такого, но это вполне в духе Сэма. Он был со мной так мил, всегда делая все, чтобы я почувствовала себя счастливой.
Я вернулась к пианино, стоящему в центре комнаты. Лавочку и инструмент обрамляла деревянная кайма, а ряды очень черных и желтеющих, сделанных из слоновой кости
В последний момент я отдернула руку, прижав ладонь к колотящемуся сердцу. Настоящее пианино. Это самая прекрасная вещь, какую я когда-либо видела.
— Тебе оно не нравится? — голос Сэма, слегка окрашенный раздражением, послышался с балкона. Я подпрыгнула и посмотрела на него, пытаясь контролировать вопросы, которые вертелись у меня на языке. — Оно тоже какое-то неправильное?
— Отпечатки пальцев. — Это было первое, что пришло на ум. — Я не хотела оставлять пятна.
Его голос прозвучал облегченно, когда он сбежал вниз по лестнице, скользя пальцами по перилам.
— Сыграй что-нибудь. — Он умылся и сменил рубашку, но все еще был раскрасневшимся от ходьбы. Или, может быть, от чего-то другого, потому что он не был одним из тех, кто задыхался на улице. — Ты не повредишь его.
Может он уже и не был раздражен, но я продолжала держаться настороже.
Я выбрала клавишу посередине. Четкая нота разнеслась в пустой комнате. Мурашки пробежали по моей спине, и я нажала еще раз, и еще. Каждая нота была ниже предыдущей, пока мои пальцы продвигались к левому концу пианино. Я попробовала одну справа, нота прозвучала выше. Это была вовсе не песня, но слушая, как звук отскакивает от полированного камня и мебели, мои щеки заболели от улыбки.
Сэм сидел на скамейке, передвигая пальцами по клавишам, не касаясь их, а затем взял мои четыре ноты. Они прозвучали отрывисто. Немелодично.
Но было что-то в том, как он сидел, что-то знакомое. Это было не позаимствованное пианино. У многих людей, вероятно, есть оно.
Четыре ноты прозвучали снова, на этот раз медленнее, и когда он посмотрел на меня, было трудно разобрать выражение, мелькнувшее на его лице. Я не могла отвести взгляд от его рук на клавишах пианино, как к месту они там смотрелись.
Он заиграл мои ноты снова, но вместо того, чтобы остановиться после этого, он сыграл самое удивительное, что я когда-либо слышала. Это было похоже на звук волн на озере и на звук ветра, колышущего ветки деревьев. Были молнии, гром и стук дождя. Тепло и гнев, и медовая сладость.
Я никогда не слышала эту музыку раньше. Казалось, в комнате не осталось места для вдоха, все из-за моего раздувшегося сердца, растущего вместе с музыкой, из-за чего все внутри меня отдавалось болью. Это продолжалось вечно, но, в тоже время, недостаточно долго.
Потом опять прозвучали мои четыре ноты, медленно, как до этого. Я изо всех сил пыталась вдохнуть, а музыка эхом отзывалась в моих мыслях.
И тишина окутала зал. Я не помню, как села. Мои ноги были недостаточно сильны, чтобы удержать меня.
— Сэм, ты... — я проглотила имя. Если я неправа, то будет действительно стыдно. Но я уже сидела на полу, музыка все крутилась у меня в голове, как и в первый раз, когда я украла плеер из коттеджной библиотеки. Если на чистоту, я прокручивала ее около тысячи раз. Но это было здесь. По-настоящему. Сейчас. — Ты Доссэм?