Вопреки небесам
Шрифт:
— Я действительно устал, — сказал Хью, не вдаваясь в подробности, и улыбка озарила его лицо, словно утреннее солнце, медленно встающее над горизонтом.
Он умолчал о том, что два последних дня мчался по болотам, словно предводитель гуннов, а ночью не мог уснуть из-за смеха спутников, которые под грузом повседневных забот редко могли себе позволить такую роскошь. И уж тем более он не собирался посвящать Кэтрин ни в свои думы, неотвязно преследовавшие его днем и ночью, ни в желания, которые тлели в глубине его существа, готовые в любую минуту разгореться в жаркое
— Удачно ли прошло совещание? — поинтересовалась та, переводя взгляд с его лица на собственные ладони.
— Тайное сборище? — уточнил Хью, и глаза у него лукаво блеснули.
— Вот именно, — кивнула она, не в силах удержаться от улыбки.
— Нет! — отрезал лэрд, и от его веселости не осталось следа. Отвернувшись, Хью обвел взглядом холмы и долину. Дом, милый дом, никогда прежде он не был ему так дорог. — Среди нас есть те, кто желает, чтобы на троне появился новый король, а в страну возвратилась старая религия.
— Вожди?
— Во всяком случае, они мнят себя таковыми.
Сев рядом с Кэтрин, он рассеянно провел рукой по густой траве.
— Однажды я видел, как стадо овец шло за вожаком на бойню. Тупо, одно за другим животные шагали навстречу смерти, ничего не видя перед собой. Порой мне кажется, что мы, шотландцы, мало чем отличаемся от овечьего стада. — Хью произнес это спокойно, даже с юмором, но за показной веселостью скрывалась тревога.
— А Ненвернесс?
— Люди Ненвернесса сами решат, что делать. Я предоставил им это право.
Странный лэрд, освобождающий своих людей от клятвы на верность. Или мужественный?
— А если они решат покинуть тебя?
— Хочешь знать правду? — Она молча кивнула, преисполненная дурных предчувствий. — Наверняка найдутся такие, кто уйдет. Ради славы, ради Шотландии, наконец, просто ради новизны ощущений. Соберутся представители кланов, провозгласят хвастливые тосты, и ни одному из проклятых глупцов даже в голову не придет, что они празднуют собственную смерть.
— Ненвернессцы тоже глупы?
— Если бы это была только глупость, тогда полбеды. — Хью стукнул кулаком о колено. Его взор блуждал где-то далеко. — Но они верят.
— А что будешь делать ты?
— Я? Засяду в своем замке, буду смотреть на звезды и делать вид, что мир вокруг меня не охвачен пожаром войны. Ну и кто я после этого, трус или смельчак?
— Ни то ни другое. Просто одинокий человек.
Сорвав травинку, Хью накрутил ее на палец и с досадой отбросил, когда она порвалась.
— Одинокий… Наверное, ты права.
Только недавно он понял, до какой степени одинок. Постоянно находясь в окружении множества людей, Хью чувствовал себя невидимкой в человеческом море, где ничто им сказанное или сделанное не могло привлечь ничьего внимания. Пока в его жизни не появилась эта женщина, которая внимательно слушала, а порой делилась собственными мыслями. Тогда-то он и понял, как истосковался по простому человеческому общению.
В часы раздумий лэрд признавался себе, что хотел бы повторить судьбу родителей и деда с бабкой. И в том, и
Его же супруга была хрупка и изящна, как солнечный лучик. Разговор ее сводился к перечислению состава нового крема или мази, восторгам по поводу необычного цвета мужниных глаз да глуповатому хихиканью, от которого Хью начало тошнить уже на второй день после свадьбы. Когда же он сам заговаривал с женой, становилось очевидно, что она даже не понимает, о чем он толкует. Судьба Шотландии не представляла для нее никакого интереса, а Декарт был чем-то вроде французского десерта. Хью не удивился бы, если бы выяснилось, что его образованная жена считает землю плоской.
Он не мог себе представить Сару идущей по склону холма к установленному на вершине телескопу. Она не стала бы купаться в холодном горном ручье только для того, чтобы почувствовать, как в ней бьет жизненная сила, вряд ли ее заинтересовала бы радуга над водопадом. Сара была слишком хрупкой для подобных эксцентричных выходок, она изысканный оранжерейный цветок, выращенный для красоты и нежного поклонения.
Но ему придется с этим мириться.
Чувствовала ли Кэтрин себя такой же одинокой, как он, когда росла “чудной” девочкой в своем Данмуте?
— А ты? — предпочел он задать более легкий вопрос. — Что ты делаешь тут совсем одна?
Сегодня выдался один из тех редких погожих дней, которые случаются в горном краю, когда уходящее лето напоследок дарит людям свое тепло, прежде чем окончательно сдаться на милость осени. Ветер ласкал, неяркое солнце грело, но не жгло, а воздух был таким прозрачным, что хотелось наслаждаться этой благодатью как можно дольше.
Сегодня Уильям отправился к своему новому приятелю Джейку, сыну кузнеца. Мэри, поблагодарив подругу, сказала, что дел на кухне больше нет, а Агнес объявила, что ее госпоже услуги компаньонки вообще не понадобятся. Сама того не ожидая, Кэтрин оказалась предоставлена самой себе.
— А я не одна, — возразила она, с радостью заметив, что настроение лэрда вроде улучшилось, — со мной Дракон, наша собака. Хотя вряд ли его можно считать надежной защитой. У меня выдалось свободное время, вот я и пришла сюда, чтобы немного побыть вдали от людей.
— И твое уединение нарушил грубый шотландец, — весело сказал Хью.
“Не нарушил, а придал очарование”, — поправила бы она его, если бы осмелилась. Но смелости не хватило, и Кэтрин промолчала, лишь подняла на лэрда полные нежности глаза.