Вопреки судьбе, или В другой мир за счастьем
Шрифт:
Я вспыхнула от негодования. Да, мой вид простоват для этого района, но и на нищенку я не похожа. И кто дал ей право так со мной разговаривать? Я вскинула подбородок:
— Я по делу к госпоже Мовельдик.
— По делу она, — снова проскрипела служанка. — И что тебе понадобилось от госпожи?
— Я привезла ей письмо от сестры.
— Какой еще сестры? — взгляд женщины потяжелел. — Ты что удумала? Совсем, что ли, стыд потеряла?! Нет у госпожи сестер! Померла старшая лет десять назад! Нет, ну вы видели такую наглость?!
Я не стала дослушивать тираду и прервала служанку, когда та сделала поглубже вдох, решив обрушить на меня всю мощь своего негодования:
— Это Грейтель умерла, а Лианем жива и здорова.
Женщина так и подавилась невысказанными словами. Она явно знала, что была такая сестра. Все же Грейтель не раз и не два поминала ее недобрым словом. Тут кто хочешь запомнит. Но вот то, что она все еще жива.
Служанка посверлила меня взглядом:
— Хорошо, давай сюда свое письмо.
Э нет, так мы не договаривались.
— Не могу. Меня попросили передать его из рук в руки.
Она пожевала губами и нехотя открыла калитку.
— Ладно, заходи. Доложу о тебе хозяйке, — и повела меня не в дом, а к небольшой беседке чуть в стороне от дорожки. — Вот, посиди здесь. Подожди.
Посижу, конечно. Тем более здесь тепло и так пахнет яблоками, что слюнки наворачиваются.
Я прикрыла глаза и вдохнула поглубже.
— Ой, простите! — раздался мужской голос, и я распахнула глаза.
У входа в беседку мялся какой-то прилично одетый мужчина на вид лет сорока: худой, невысокий, с глубокими залысинами и растерянностью во взгляде. Он сжимал в руках яблоко и усиленно пытался проглотить откушенный кусок. Увидел мой взгляд, направленный на фрукт, засмущался и спрятал его за спину. Действительно. Это ведь не культурно вот так без ножа есть яблоко, да еще и на виду у дамы. А мне так захотелось тоже вгрызться в спелый бочок, что пришлось сглотнуть набежавшую слюну.
— Простите, я не знал, что здесь кто-то есть.
— Это мне в пору просить у вас прощения, что нарушила ваш покой, — ответила я вежливо.
Мужчина еще немного помялся, явно не зная, куда девать злополучное яблоко, но, так ни на что и не решившись, представился:
— Галлен Мовельдик, к вашим услугам.
— Аника, приятно познакомиться, — представилась и я. — Я пришла встретиться с вашей матушкой и передать письмо от ее старшей сестры. — И под вопросительным взглядом мужчины пояснила. — От Лианем, той самой, которая пропала много лет назад.
Его брови в удивлении взлетели ко лбу, мужчина почти забыл про яблоко и, когда попытался сцепить перед собой руки, взглянул на него чуть ли не с удивлением.
— Вкусное? — невольно вырвалось у меня.
— А? Д-да, вкусное. Этот сорт еще мой отец вывел, хотя его страстью все же были цветы.
— А у вас?
— Что у меня? — похлопал он глазами.
— У вас какая страсть? Тоже цветы?
— У меня? Нет... — потом опомнился и
Но...
— Но моя страсть — поэзия, — и засмущался, будто мужику не сорокец, а как минимум шестнадцать.
— Оу! — только и могла сказать я. Неудивительно, что дело отца хиреет. — Очень необычно и интересно. А вы можете что-то прочесть? — Мне стало интересно. Может, у него и правда талант, а на беднягу ярмо цветочника повесить хотят. Хотя я в поэзии все равно мало разбираюсь, но сказать, нравится мне стихотворение или нет, уж точно смогу.
— Вам правда интересно? — изумился он.
— Конечно!
Мужчина прокашлялся, собираясь с мыслями, но прочесть свои вирши так и не успел — в беседку вошла, а вернее — протиснулась, необъятного размера дама. Сходство с Лианем у нее определенно было, но крайне отдаленное.
Я встала.
— Ты, что ли, письмо от Лианем принесла? — без приветствия начала она.
Да уж, как-то не так я представляла эту встречу.
— Я. Вот, держите, — достала из котомки бумажный треугольник и протянула женщине. Она его взяла и покрутила в руке.
— Так, значит, жива Лианем. Уже и Грейтель похоронили, а эта стервь все еще жива.
Я вспыхнула от негодования, но сдержала себя от резких слов.
Миарель грузно села на лавку. Мне присесть не предложила, и я осталась стоять, краем глаза замечая, что Г аллену неприятна вся эта ситуация.
— Ну что ж, посмотрим, что пишет эта старая карга.
«Может, и старая, но точно получше вас», — внутренне кипела я. Было жутко неприятно видеть, что к замечательной Лианем относятся с пренебрежением и враждебностью.
По мере чтения женщина все больше хмурилась, а потом хмыкнула:
— Это ж сколько нужно иметь наглости, чтобы через столько лет просить за такую же потаскушку, как сама, а? Ни стыда, ни совести! Тогда жизнь всей семье испортила и сейчас подгадить хочет! — Тройной подбородок женщины затрясся, а от переизбытка чувств на лбу и над верхней губой выступила испарина. — А ты что стоишь? — глянула на меня из-под насупленных бровей. — Думаешь, я буду помогать какой-то срамнице?!
Я и так стояла ровно, но после этой тирады будто кол проглотила. Отвечать на оскорбительные выпады? Ругаться с этой женщиной? Да помилуйте!
— Прошу прощение, что потратила ваше время зря, — произнесла сухо и холодно и вышла из беседки, а потом и из калитки.
Вслед мне неслись какие-то ругательства, но я посчитала выше своего достоинства в них вслушиваться. Думать о только что приключившемся скандале, о сестре Лианем было крайне неприятно и даже больно. Не заслужила знахарка такого отношения от собственной семьи. В чем она виновата? Что любила? Или в том, что поверила одному козлу? Я-то это унижение как-нибудь переживу, а что было бы, если бы вместе со мной приехала Лианем?