Вопрос веры
Шрифт:
Я не понимал, почему меня не бросят в одну из этих камер, и начал к ним приглядываться. Вскоре получилось рассмотреть в потемках контуры вещей. Похоже, тюрьму здесь использовали большей частью в качестве кладовки. Что ж, логично. Я слышал, что в доме Ядерного Фантома наказание за провинность существует только одно...
Наконец, мы остановились у пустой клетки. Рикардо отпер ее и сделал приглашающий жест рукой.
– В том и беда, Рикардо, - вздохнул я.
– Нет у меня никаких желаний. Кроме, разве что, одного: хочу узнать, что это такое - желать. Сможешь подарить мне это чувство?
Я вошел
– Свет погаснет через несколько минут, так что привыкайте к обстановке. Шконка, дыра в полу, шконка, дыра в полу, шконка, дыра в полу.
– Рикардо, говоря, переводил палец из угла в угол камеры. Я послушно следил взглядом за его мыслью.
– В этом углу - ваша шконка, сеньор Риверос, а в этом - ваша дыра в полу. А еще в этих удивительных апартаментах есть...
– Шконка?
– с надеждой спросил я.
– Угадали!
– Рикардо прищелкнул пальцами.
– А о дыре в полу я упоминал?
– Кажется, мимоходом.
– В таком случае обратите внимание на великолепную шконку!
Я со вздохом опустился на жесткое дощатое сооружение, надеясь, что правильно понял, какой должна быть моя часть ритуала. Угадал. Рикардо покончил с экскурсией, ключ заскрежетал в замке.
– Не обижайтесь на меня за шутки, сеньор Риверос, - грустно улыбнулся Рикардо.
– Я ведь не чужой вам человек. Я близко знал вашего отца.
– Да ну?
– Я расстегнул воротник термокуртки, чтобы запустить под нее немного затхлого синтезированного воздуха. Поскольку одеяло оказалось художественным вымыслом, спать мне, видимо, придется в одежде, и вряд ли кто принесет в клетку калорифер.
– Ну да, - кивнул Рикардо.
– Раз пять или шесть. Ему нравилось, когда его называли "донья Риверос" и шлепали плеткой.
Глядя в глаза Рикардо, я отчетливо понял очень важную вещь: он просто безумен. И не только он. Каждый в этом проклятом доме свихнулся под гнетом Фантома. Я видел на лице Рикардо сумасшедшее веселье, за которым прятался параноидальный ужас. Умеют же люди испытывать такие богатые эмоции.
– Ну, я уверен, вы были очень осторожны, - сказал я, пытаясь лечь более-менее удобно.
– А также выражаю соболезнования в связи с дефицитом женщин.
Рикардо молча смотрел на меня, пока я ворочался, пристраивал набитую тряпками вонючую подушку, снимал и снова надевал громоздкие термоботинки - ноги устали, но без обуви тут же замерзли.
– А ты ведь правда ничего не чувствуешь.
– В голосе Рикардо прозвучала не то обида, не то жалость... Скорее жалость к себе, только что впустую израсходовавшему колкость, над которой мог бы долго ржать весь ангар.
– Всего хорошего вам, сеньор Риверос.
Быстрые злые шаги Рикардо стали последним звуком. Минуту спустя в ушах зазвенело от тишины, а когда я в очередной раз моргнул, мне показалось, что веки не слушаются. Но это просто лампы погасли в коридоре.
Сеньор Рикардо ошибался - кое-что я все-таки чувствовал. Усталость, например, а еще - скуку. Мой любимый планшет остался в руках солдат, и теперь я не мог ни смотреть фильмы, ни читать. От одной мысли, что придется коротать время тет-а-тет со своим эмоциональным двойником, захотелось взвыть.
Я попытался вспомнить все, что мне известно о доне Альтомирано. Кажется, Фантомом он стал лет двенадцать назад. Ну да, точно, мне тогда было около восьми. Я сидел у себя в комнате, играл в войну. У меня множество танков и один бронетранспортер. Танки догоняют БТР и сбрасывают его с кровати или расстреливают издалека. Что бы я ни выдумывал, танки побеждали всегда. И вот, в тот миг, когда я решил, что игра не имеет смысла и велел бронетранспортеру героически покончить с собой, в комнату заглянул отец.
– Дон Альтомирано!
– воскликнул он.
– Умер?
– Я отвел взгляд от игрушек и посмотрел на папу.
Папу мне жаль. День за днем видеть, как твой единственный наследник сидит, скрестив ноги, и смотрит на покрытые пылью игрушки... Нет, я правда пытался двигать их руками, но мысленные модели оказались куда мобильнее неуклюжих пластиковых воплощений.
Я видел по лицу, что папа, скорее всего, слабо понимает, кому все это говорит, видел, что он ждет реакции. Я невпопад улыбнулся, обнажив молочные зубы.
– Он прошел церемонию облучения и стал Ядерным Фантомом!
– воскликнул отец, взгляд его проходил сквозь меня.
– Какой ужас.
– Я нахмурился.
– Бедные его дети.
За два года до того папа так же влетел ко мне в комнату и, сверкая глазами, заявил, что у соседа родился сын - Джеронимо Фернандес. Все уже думали, что Альтомирано придется сделать наследницей Веро?нику, первую дочку, и вот Всевышний над ним сжалился.
Потом, правда, вести пошли невеселые. Едва научившись ползать, юный Джеронимо должен был пройти обряд выбора Пути. Он и выбрал. Из разложенных на полу предметов, среди которых лежали пистолеты (путь воина), куклы (путь правителя), столовые приборы (путь чревоугодника), он выбрал книгу (путь ученого).
"А что за книга?" - поинтересовался шестилетний я. Отец посмотрел на меня, шестилетнего, как на дурака. Так же он смотрел на меня восьмилетнего. Оба отца одновременно открыли рты и сказали:
– Какая разница? Дон безутешен!
– Причем тут дети? Дон стал Фантомом!
Моей самой сильной фантазией всегда было некое великое Дело, которое поглотило бы меня полностью. Тогда бы я с чистой совестью отмахивался от подобных новостей, заявляя, что они меня лишь отвлекают от работы. Но, увы, дел у меня, помимо игр с воображаемыми игрушками, не было. Поэтому в шесть лет я завидовал малышу Джеронимо, который станет ученым и, может быть, однажды вернет людям солнце (а можно ли представить цель благороднее?), завидовал Веро?нике, которая, выбрав путь воина, говорят, уже в четыре года научилась стрелять по-македонски на бегу по движущимся мишеням. Завидовал, потому что сам позорно завалил обряд, не стал никуда ползти, а вытянулся на ковре и уснул. В такой же позе, в которой лежал сейчас, на жесткой деревянной шконке в тюрьме дона Альтомирано. Бесполезный мешок с опилками, единственный Риверос, оставшийся в живых. Пару часов назад потерявший отца и теперь скучающий без планшета. Мне захотелось порезать себя на части и утопить в зловонной дыре в полу, но лень не позволила. К тому же резать нечем.