Вопрос времени
Шрифт:
Паттерсон глубоко вздохнул:
– Вы считаете, все кончено… мы действительно на нуле?
– Я думаю, вы, мистер Паттерсон, сможете сказать, что все кончено, если вы найдете подход к Уэйдману. Если его удовлетворят ваши объяснения, тогда вы обязательно станете богатым. Это лишь вопрос времени.
Паттерсон еще не верил своему счастью.
– Мне нужна магнитофонная лента.
Бромхед кивнул:
– Разумеется, но существует некоторая разница между тем, что человек хочет и что получает. Магнитофонная лента меня не интересует. Ее у меня и нет. Она у мисс Олдхилл…
Паттерсон молча проводил его взглядом. Когда же Бромхед ушел, схватил телефонную трубку:
– Вера… соедините меня с мистером Уэйдманом.
В отдельном кабинете ресторана «Ше Анри» Паттерсон нетерпеливо ждал Эба Уэйдмана. Он то и дело поглядывал на часы, прикладывался к бокалу мартини.
Когда он позвонил Уэйдману, тот сказал, что ленч исключается: у него уже назначена встреча с клиентом.
– Дело очень срочное, Эб, – настаивал Паттерсон. – Мне необходимо переговорить с вами. Вы не можете перенести встречу?
– С чего такая срочность? – мялся Уэйдман.
– Оно касается вас. Я бы не хотел говорить по телефону.
– Ладно, Крис, – после короткого колебания согласился Уэйдман. – В половине второго… «Ше Анри»?
– Разумеется… Наверху.
По пути в ресторан Паттерсон выработал план действий. Теперь он не сомневался, что сможет нейтрализовать Уэйдмана, и его беспокоила лишь магнитофонная пленка, хранившаяся, по словам Бромхеда, у Шейлы. Но все в свое время, сказал он себе. Сначала Уэйдман, потом Шейла.
Пленка будет стоить денег, но скупиться он не собирался. И едва ли уж Шейла заломит слишком высокую цену.
Вошел Уэйдман.
– Извините за опоздание. – Они обменялись рукопожатием. – Утро выдалось ужасным, а теперь, чувствую, вы испортите мне и день.
– К сожалению, я не могу отложить этот разговор. Что вы будете пить?
– Как и вы… двойной мартини.
Паттерсон кивнул официанту.
– Так в чем дело, Крис? – Уэйдман сел, вопросительно глядя на Паттерсона.
– Давайте сначала закажем ленч. Раз уж мы здесь, можно и поесть.
Метрдотель принес меню, официант – бокал мартини для Уэйдмана.
Уэйдман сослался на то, что сегодня много работы, и попросил что-нибудь полегче. Ему предложили спаржу, семгу и овощной салат, с чем он и согласился. Паттерсон заказал то же самое.
Они поговорили о текущих котировках акций некоторых компаний, которые интересовали Уэйдмана, а после ухода официанта Паттерсон сразу перешел к делу:
– Меня тревожит миссис Морели-Джонсон.
Уэйдман окунул стрелочку спаржи в соус.
– Почему?
– К сожалению, вынужден огорчить вас, Эб, она передумала и отказалась от нового завещания.
Уэйдман не донес спаржи до рта.
– Передумала?
– Да, решила вернуться к прежнему завещанию.
Уэйдман даже потерял дар речи.
– К прежнему? –
– К сожалению, да. – Паттерсон смотрел на тарелку со спаржей, избегая взгляда Уэйдмана. – Я виделся с ней вчера. Она сказала мне, что картины Пикассо должны уйти в музей. Она, мол, еще раз все обдумала. И поскольку вам она не говорила о своих намерениях, следовательно, вы ничего не знаете. А она пришла к выводу, что жители этого города и туристы будут вспоминать ее мужа, если картины украсят стены музея.
Уэйдман положил стрелочку спаржи на тарелку. Паттерсон поднял голову. В глазах Уэйдмана он прочитал разочарование, отчаяние, злость.
– Черт побери! – пробурчал Уэйдман. – Значит, я не получу Пикассо?
Официант приоткрыл дверь, увидел, что ни один из мужчин не притронулся к спарже, удивленно приподнял брови и закрыл дверь.
– Эб… Я знаю старушку. Все-таки она немножко ку-ку. Она еще может передумать. Я еду к ней сразу после ленча. Новое завещание все еще у меня… Я не уничтожил его. Я хочу дать ей время одуматься. Я знаю, сколько вы сделали для нее. Если кто-то и заслуживает эти картины, так это вы.
Уэйдман потер толстую щеку.
– Старухи! Как вы и говорите, никогда не знаешь, что взбредет им в голову. Я… – Он не договорил и беспомощно развел руками.
– Все-таки она прислушивается к моим советам. – Паттерсон наклонился вперед. – Я хочу выиграть время. Еще немного времени, и я смогу уговорить ее оставить картины вам. Я буду стараться, если вы мне поможете.
Уэйдман весь подобрался и уставился на Паттерсона:
– Что значит… поможете?
– Сегодня пятница. Я сказал ей, что вы до понедельника в Нью-Йорке. Таким способом я выиграл время. Она хотела сразу же позвонить вам, чтобы вы составили кодицилл. Я подставился, Эб, потому что чувствовал – это всего лишь старческая причуда. У меня остается уверенность, что я смогу ее уговорить. Если я сделал что-то не так, прямо скажите об этом. Я готов понести наказание.
Уэйдман было заговорил, но сразу же закрыл рот. Перед его глазами возникли великолепные картины Пикассо, украшавшие квартиру миссис Морели-Джонсон. За них стоит и побороться. Мысль о том, что они попадут в местный музей, казалась кощунственной.
– Она может позвонить в вашу контору, – продолжал Паттерсон. – Дайте мне немного времени, Эб, и, думаю, я склоню ее на вашу сторону.
Уэйдман колебался, чувство долга боролось в нем с желанием заполучить картины.
– Мы не можем пойти на это, Крис. Я вижу, что вы хотите помочь, и ценю ваше участие, но это не для меня.
– Хорошо. – Паттерсон пожал плечами. – Я лишь хотел помочь. Поступайте так, как считаете нужным. Но я уже сказал старушке, что вы в Нью-Йорке. Неужели я получу от вас удар в спину?
Уэйдман заерзал в кресле.
– Я не могу… Нет, не могу. Не думайте, я понимаю, что вы хотите для меня сделать, но старушка имеет право распоряжаться своей собственностью так, как считает нужным. И я не хочу впутываться в… – Он замолчал, чувствуя на себе взгляд Паттерсона. – Я не хочу впутываться, – промямлил Уэйдман.