Вор и убийца
Шрифт:
Даман тяжело задышал и покрылся бурыми пятнами.
— Спасибо, — обратился к архиепископу Деспилье. — Трибунал учел ваше замечание.
К растерявшемуся вице-королю уверенность вернулась быстро, он вкрадчиво продолжил:
— И поговаривают, что в роду Гарда имелись орки.
Конрад Даман бросил в мою сторону взгляд и самодовольно надул щеки.
— У меня все, ваша честь, — сказал он.
— Принимая во внимание вышесказанное лордом Даманом, трибунал обязан проверить указанное обстоятельство, — цинично произнес верховный судья. — Поднимите Гарда наверх.
Два пристава схватили
— Я распоряжусь, чтобы сюда принесли Обруч, — сказал архиепископ.
— Не стоит утруждаться, ваше преосвященство, все уже готово, — Деспилье улыбнулся в мою сторону.
Меня снова бросили на колени. Теперь в шаге от стола, за которым сидел королевский трибунал.
Рядом застыл старший пристав, держа на вытянутых руках поднос с Обручем. Просто Обруч, без каких бы то ни было украшений. Единственным его отличием являлась редчайшая красная сталь, из какой его выплавили, и, конечно, магия. Та магия, которую святые отцы заключили в десятки обручей из красной стали и которая позволяла определить несчастных, о коих говорилось в булле Иннокентия XII.
Подобно затравленному зверю я наблюдал, как архиепископ Антуан принял у пристава Обруч, поднял над моей головой и начал медленно опускать вниз. Обмануть Обруч невозможно. Себя тоже. Мою прабабку изнасиловали орки, и посему я обречен на отлучение от Церкви. А, значит, меня выдаст боль; а, значит, перед смертью не будет покаяния; а, значит, точно отправлюсь в Ад!
Обруч коснулся головы. Спустя мгновение охватила невыносимая боль. Я выдержал три удара сердца и закричал. Я кричал, кричал и кричал.
Пришел в себя уже у столба смертников.
Приставы вели к гранитному помосту Дино.
— Эх, Николас, крепко тебе досталось, — заметив, что я очнулся, заговорил старик Гюг.
— Да, — захрипел пересохшим горлом Чекко, — ты, капитан, орал, словно уже жарился на углях в Преисподней.
— Заткнись, Чекко! — напустились на него остальные. — Вечно лезешь со своими тупыми шутками.
Я молчал. Все безразлично.
— Эй, взбодрись капитан! — попытался ухмыльнуться Гюг. — Не все так худо, как тебе кажется.
Я поднял мутный взор.
— Антуан, благослови боже его причинное место, — Лоис не смог отказать себе в последней вольности, богохульстве, — сказал, дескать, твоя участь и так незавидна и не стоит её усугублять…
— Короче, — перебил его Чекко, — Антуан не стал отлучать тебя. Видел бы ты, как взбесился господин Деспилье, а Даман, черт бы его побрал, тот вообще слюнями брызгал. Но архиепископ стоял на своем, как скала. Нет, и все.
В душе я почувствовал легкость и свободу. Не знаю, как такое возможно у столба смертников, но возможно. Я с искренней благодарностью посмотрел на Антуана.
Тем временем к нам присоединился и Дино.
На радость собравшейся толпе старший пристав торжественно объявил:
— Приговор Высокого трибунала королевства приводится в исполнение немедленно!
Многотысячное море голов завопило от восторга. А еще твердят про эпоху просвещенного века!
Справа от гранитного помоста серела каменная гранитная стена. Её прозвали
Эх, не думалось восемь месяцев назад, что доведется стоять перед дулами аркебуз на площади Правосудия.
Судебные приставы подошли к Лоису. Его осудили первым, посему он первым предстанет перед Господом. Лоису вставили в рот кляп, дабы не поносил короля и трибунал, а на голову надели грязный мешок. 'Милостивым' королевским эдиктом преступников спасали от тяжкой доли смотреть в глаза смерти.
К столбу смертников, громыхая, подкатился черный фургон. Внутри фургона находился священник, который свершит для преступника таинство покаяния, дабы избавить его душу от груза грехов. В фургоне имелось две дверцы: одна около кучера, а вторая — у оси задних колес.
Лоиса подвели к фургону и толкнули в распахнутую заднюю дверь. Спустя несколько минут кучер склонился к крохотному окошку, а после сообщил, что таинство окончено. Приставы отодвинули засов и, не церемонясь, вытянули Лоиса наружу. Нет, Лоис не сопротивлялся, но и облегчать жизнь приставам явно не собирался. Пусть сами тащат, коль им надобно.
Лоиса приволокли к стене и развернули лицом к аркебузирам. Приставы торопливо убрались, и солдаты поняли оружие.
— Пли!
Лоис упал без единого звука. Средь нас тоже царило молчание, каждый думал о своем.
За Лоисом последовали Гюг, Булез и Чекко. Близнецов куда-то увели. Снова остались я и Дино. К столбу приблизилась тройка приставов. Мой черед… Последнее, что я видел — это четверо окровавленных тел у испещренной пулями стены. Рот заткнули тряпкой, а когда надели мешок, в нос ударил удушливый запах мертвечины. Мешки не раз использовались и долго потом не снимались с расстрелянных.
Меня подвели к фургону и с силой толкнули внутрь. Сзади с лязгом задвинулся засов.
На спине выступил ледяной пот. Почему тишина? Неужто Даман подговорил священника, и я все-таки приму смерть без покаяния?! Скрипнуло, как будто каблук растер пыль, и вновь лязгнул засов. На сей раз спереди.
Мешок слетел на пол фургона.
Передо мной стоял высокий, крепко сложенный человек, лет сорока на вид, монашеский наряд которого резко контрастировал с ликом воина. Незнакомец вынул из моего рта кляп и тут же, деловито используя ключ с тюремным клеймом, освободил от оков. Сначала руки, а затем ноги.
— Все расспросы после, — бросил он, — а сейчас раздевайся. Донага и быстро!
Успев распрощаться с жизнью, я был ошеломлен происходящим, мысли мои путались, но руки сами потянулись к пуговицам. Удовлетворенно кивнув, незнакомец скрылся за тяжелой, делившей фургон надвое, дверью с решетчатым окошком. Через миг он вернулся и кинул мне сверток.