Вор под кроватью

Блок Лоуренс

Я сам подвинул ему стул и отправился обратно к дверям, как раз вовремя, чтобы встретить Сигрид Хессельблад. На эту встречу Сигрид надела клетчатую рубашку с завёрнутыми до локтей рукавами и порванные на коленках джинсы. Она не удосужилась даже губы накрасить и тем не менее выглядела совершенно сногсшибательно.

После неё пришёл ещё один гость — некий мистер Гризек, маленький толстый человечек, одетый как советский делегат доперестроечного времени. На самом деле он был латвийским дипломатом, его сопровождал шофёр, который бросил один-единственный взгляд на наше собрание и сразу же вернулся обратно в лимузин. Гризек, похоже, не знал ни одного человека в комнате, и они его тоже, он просто сел на стул и стал ждать, когда что-нибудь произойдёт.

Он пришёл в 2:05,

и я решил подождать ещё несколько минут и начинать. Не знаю, вели ли вы подсчёт гостей, но у меня получилось двадцать два человека, считая меня, но не считая шофёра в лимузине. Возможно, я кого-то и забыл — в такой большой комнате немудрено потерять пару человек.

Рэй бросил на меня выразительный взгляд, потому что люди начали вертеться на стульях; пора было или начинать, или пригласить всех к столу. Я выбрал первое, вышел на середину комнаты и прочистил горло. Но тут в дверь снова позвонили. Это явился Марти Джилмартин.

Он выглядел великолепно в серых шерстяных брюках и бледно-голубом кашемировом пиджаке. В расстёгнутом вороте рубашки красовался небрежно повязанный платок — Марти, наверное, единственный из моих знакомых, кто может носить шейный платок и не выглядеть при этом законченным пидором.

— Прошу прощения за то, что опоздал, — пробормотал он. — Таксист, похоже, только что выбрался из преисподней и не желал туда возвращаться.

Я успокоил его, сказав, что мы ещё не начали, и он занял своё место. Может быть, он заметил Марисоль и своего заклятого врага Говноеда, но никак не отреагировал на их присутствие.

Горло у меня и так было чистое, но я на всякий случай ещё раз прочистил его, и все перестали ёрзать на стульях и вопросительно посмотрели на меня. Я мог начать свою речь по-разному, но решил придерживаться традиционного начала, поэтому сказал так:

— Добрый день, господа, наверное, все вы гадаете, зачем я пригласил вас сюда…

Глава 37

— Когда-то, давным-давно, — начал я, — южный берег Балтийского моря занимали три независимых государства. На западе располагалась Литва, на востоке — Эстония, а между ними приютилась Латвия. После Первой мировой войны они получили свободу, но незадолго до Второй мировой снова потеряли её. Когда Германия в тридцать девятом году захватила Польшу, Советский Союз оккупировал Балтийский регион. А потом, как вы знаете, Гитлер вторгся на территорию России, и солдаты вермахта прошлись по балтийским республикам на пути к Сталинграду.

В нашей маленькой группе произошло некоторое движение — латыши вытянули шеи и внимательно ловили каждое моё слово, а ведь они единственные, кто знал историю своей страны.

— Ну а потом наци стали отступать, — продолжал я. — И уже Красная армия, подавляя любые попытки сопротивления, установила свою власть на всей балтийской территории. Однако как большевики ни старались, они не смогли истребить гордый дух свободы — посмотрите, с какой скоростью бывшие советские республики освободились от господства русских после распада Советского Союза, во времена Горбачёва. За пятьдесят лет до этого, после окончания войны, партизанские отряды, сформировавшиеся на территории Латвии, засели в лесах и периодически совершали нападения на советских оккупантов. Более двадцати лет латышские «осы» жалили русского «медведя». Увы, они не могли повернуть вспять колесо истории, ибо представляли собой всего лишь жалкую горстку практически невооружённых патриотов-националистов, но они знали, что главное для них — продержаться, не сдаться! До тех пор пока они орудовали там, в лесах, искра латышской независимости ещё тлела в сердцах их сограждан.

Я оглядел свою аудиторию. В фиалковых глазах Марисоль стояли слёзы, её кузен, похоже, готов был разразиться аплодисментами. Мистер Гризек, латвийский дипломат в плохом костюме, тоже внимательно слушал, хотя и никак не проявлял своих эмоций.

Остальные, однако, снова зашевелились, а некоторые явно теряли интерес к моему рассказу, поэтому я понял, что надо торопиться:

— Конечно, русские тоже не дремали и делали всё возможное,

чтобы задушить сопротивление в зародыше. Но у них были дела и поважнее. Если для латышей главной целью было не дать огню совершенно погаснуть, то русские следили лишь за тем, чтобы он не слишком сильно разгорался. Этим занимались многие, и все они более или менее справлялись с задачей. Ну а затем, где-то в конце семидесятых, за дело взялся некто по имени Валентин Кукаров.

Кукаров родился в Ташкенте примерно в то время, когда советские войска гнали нацистов по русской земле обратно к Рейхстагу. Ему было около тридцати, он дослужился до высокого чина в КГБ и теперь получил назначение в Латвию. В отличие от своих предшественников Кукаров готов был сделать всё возможное, чтобы очистить Латвию от партизан. Он установил там настоящий террор. Людей сажали и расстреливали только по подозрению в инакомыслии. Тех, кто мог знать что-либо о расположении партизанских отрядов, арестовывали без суда и следствия и допрашивали «с пристрастием» — нечего и говорить, что такие допросы тоже часто заканчивались смертью. Очень скоро этот господин получил своё прозвище — Чёрный Бич, которое так прижилось, что он сохранил его даже после того, как его перевели из Риги на следующую «площадку». Кукарова повысили. И немудрено — ведь он добился того, чего до него никто не смог. Конечно, искоренить дух свободы даже ему было не под силу, но он сделал практически невозможное — лишил страну лучших человеческих ресурсов. Сотни партизан были убиты, сотни гнили в лагерях, тысячи простых латышей были отправлены в глухие области Сибири, а их место заняли русские, лояльные к советской власти.

Что ж, все мы не идеальны, и где-то в середине пути сам Кукаров изменил своей стране. Его завербовали американцы, и он продержался несколько лет, время от времени «кормя» КГБ кое-какой не очень ценной информацией, но скоро стало ясно, что боссы вот-вот раскроют его, и Кукаров обратился за помощью в ЦРУ. Он решил попросить политического убежища в США.

Конечно, Чёрный Бич погорячился — зря он рассчитывал на помощь американцев. Одно дело — завербовать его и использовать в своих целях, и совсем другое — официально принять грязного палача на земле свободы и независимости и помочь ему пройти тест на натурализацию. ЦРУ заявило Кукарову, что он свободен от всяких обязательств, но и они свободны от него.

— Вот вам ваше чёртово правительство, — громко проворчал Майкл Кваттроне. — Никогда даже спасибо не скажут.

Несколько голов повернулись в его сторону, но он замолчал, и они снова повернулись ко мне.

— В восемьдесят седьмом году, — продолжал я, — Кукаров вышел в отставку от всех разведок, на которые работал. Наверняка у него были поддельные паспорта, да и американскую визу он легко получил, используя свои связи. Он сбрил чёрную бороду, купил русый парик, выщипал кустистые чёрные брови и покрасил их в более светлый цвет. Кукаров не особенно боялся, что КГБ бросит все силы на его поиски. Единственное, чего он остерегался, — это кругов латышской эмиграции, людей, которые могли бы знать его в лицо, но даже это не вызывало особого беспокойства, поскольку всю свою жизнь он старался не попадать в объективы фотоаппаратов. Он был почти уверен, что в мире не существует его более или менее приличных фотографий. Возможно, многие из пострадавших латышей могли внешне описать Кукарова, но он уже изменил внешность, так чего же бояться?

А затем Латвия получила независимость. Хуже того, распался Советский Союз, и гриф «совершенно секретно» на файлах КГБ уже не значил так много, как раньше. А в архивах КГБ хранилось много фотографий Кукарова — анфас и в профиль, хорошего качества и очень узнаваемых. Конечно, с тех пор он постарел. Конечно, он всегда ходил в русом парике, брился дважды в день, выщипывал и красил брови, и тем не менее…

Всё больше латышей приезжало в США — кто-то эмигрировал, кто-то работал в посольстве. Со времён Чёрного Бича прошло уже двадцать лет, но это не означало, что люди готовы были забыть и простить. Кто-нибудь из прошлой жизни мог увидеть его и представить с чёрными волосами и кустистыми бровями. И что тогда?