Вор (Журналист-2)

Константинов Андрей Дмитриевич

Все правомерно было, все обоснованно, никаких претензий оперу никто не выказывал…

А вот Ващанову за все шестнадцать лет в органах ни разу стрелять в живого человека не приходилось. Когда он в операх бегал, время было другое: тогда любой выстрел (даже в воздух) считался событием чрезвычайным, немедленно назначалось служебное расследование и начиналась прокурорская проверка. Короче, в те времена опера предпочитали стволами только бутылки с пивом открывать, а стрелять себе дороже выходило…

Поэтому и поглядывал Геннадий Петрович на Колбасова с некой им самим не контролируемой

опаской — так почти всегда смотрит никого не убивавший человек на того, кому кровушку чужую пролить довелось… Но опаска опаской, а при этом понимал Ващанов, что не обойтись ему без опера, потому что тот умел и мог делать то, чего не мог и не умел подполковник… А самое неприятное заключалось в том, что и Колбасов, кажется, начал понимать это.

Проскальзывало его понимание сквозь маску почтительного дисциплинированного подчиненного…

— Ладно, Володя, — устало подпер скулу рукой подполковник. — Рассказывай, с чем пришел. Или у меня в кабинете светлее, царапины на ботинках лучше разглядеть можно?

Колбасов виновато хмыкнул, но тут же приосанился, понимая, что принесенная им новость окажется для шефа чрезвычайно важной.

— Информация есть, Геннадий Петрович… Любопытная. Через три дня, в понедельник в двадцать ноль-ноль, Серегин-Обнорский и Кондрашов встречаются в баньке на Александра Матросова. Журналист собирается сообщить своему дружку кое-что важное об антикварах и антиквариате…

Опер смотрел Ващанову прямо в глаза не мигая, и подполковника слегка заколотило, потому что он очень хорошо понял цену этой информации.

— Хорошо, Вова, — севшим голосом сказал после долгой паузы подполковник. — Хорошо… Ты иди пока к себе, мне часок-другой подумать надо, а потом пошепчемся и решим все…

Лукавил Ващанов. На самом деле принципиальное решение он принял уже тогда, когда они с Колбасовым молча смотрели друг другу в глаза, а время ему было нужно лишь для отработки деталей…

Когда опер вышел, подполковник закурил и постарался спокойно еще раз все просчитать. Итак, Серегин и Кондрашов встречаются в бане для доверительного разговора.

Конечно, самое толковое было бы в этой ситуации просто проконтролировать встречу техническими средствами. Это если бы разработка журналиста была легальной. Да дело, если совсем по совести, не в прокурорской санкции, можно было бы обставиться и для прокурора, не впервой, как говорится… А вот что там в бане этот Обнорский болтать начнет? Своих-то личных возможностей для прослушивания у Ващанова не было, такие мероприятия осуществляла отдельная служба, и результаты никак не стали бы исключительной собственностью подполковника — с расшифровками могли ознакомиться и другие люди, у которых возникло бы много вопросов…

Можно было бы, конечно, слить информацию о предстоящем рандеву в сауне Палычу, а его ребятки без всяких глупых прокурорских санкций отлично срубили бы, о чем Андрюша с Женей покалякать решили… Но отдавать Антибиотику «полуфабрикат» не хотелось. Очень не хотелось. Палыч в последнее время стал меньше доверять подполковнику, а стало быть, Ващанову необходима была убедительная реабилитация. Геннадию Петровичу позарез нужно было показать не только свою полезность, но

и необходимость, и даже незаменимость. А все это мог дать только конкретный, убедительный и осязаемый результат… О чем там Кондрашов с Обнорским в бане болтать будут — это еще бабушка сказала надвое. Интересный разговор у них сложится — все лавры себе Палыч заберет, а если туфта пойдет — виноватым Ващанов окажется… Ну и было еще одно обстоятельство: если Серегин действительно знает что-то об «Эгине», то было бы очень даже неплохо, если бы информацию эту снял с него именно Ващанов… Мало ли как дело повернется… Информация никогда лишней не бывает… Нет, подполковник не собирался крысятить картину, даже если все сложилось бы удачно… Но если именно он, Ващанов, принесет «Эгину» Палычу на блюдечке, тогда и цена за работу вырастет существенно вырастет…

Геннадий Петрович вздохнул. Раз такой расклад получается — что ж… Дорожка остается только одна…

Только одна. И, к сожалению, она очень узкая скользкая… Но ведь мы не всегда свои дороги выбираем. Иногда и они выбирают нас…

Колбасова к себе в кабинет подполковник вызвал только под вечер. Разговор предстоял долгий и вязкий, хотя Ващанов и был уверен в том, что опер и сам все прекрасно понимает. Взгляд иногда говорит больше чем длинная речь…

— Ты проходи, Вова, проходи, присаживайся. Умаялся небось? «Наполеончиком» побалуемся?

— Не откажусь, — скромно кивнул Колбасов. Геннадий Петрович сходил к заветному холодильнику, извлек оттуда пузатую черно-зеленую бутылку, быстро скрутил пробку, расплескал по двум стаканам золотистую жидкость.

— Ну, будем, что ли?… Они чокнулись, выпили коньяк, как водку, подышали потом тяжело, покряхтели. Закурили.

— Интересная штука жизнь, — издалека начал Ващанов. — Сплошные несправедливости вокруг. Тот, кто ворует, на Майами загорает, а ведь воруют, Вова, воруют по-черному… А кто-то до получки не дотягивает…

— Известное дело, — откликнулся Колбасов. — Кому — нары, а кому — Канары…

— Вот-вот, — кивнул Геннадий Петрович. — Ты бутербродик будешь?

— Можно…

Подполковник снова сходил к холодильничку, достал половинку батона, банку красной икры и начатую пачку масла. Бутерброды Ващанов смастерил сам и икорку намазывал на булку щедро, не жалеючи…

— Держи, Володя, подкрепись…

— Спасибо.

Вторые порции коньячка ушли в организмы еще лучше, чем первые: под икорку он хорошо уходит, коньячок французский… Если б еще клопами не пах. Но нет в мире совершенства…

— Меня что больше всего сейчас тревожит, Володя… — продолжил разговор Геннадий Петрович. — Законов у нас нормальных нет. Для более успешной — понимаешь, борьбы с организованной преступностью… А разные чистюли вроде Никитки Кудасова нашего руки боятся себе испачкать… А ведь вор-то, Вова, вор должен в тюрьме сидеть. И, заметь, любой ценой.

— Я тоже так считаю, — поддакнул чуть раскрасневшийся от коньяка Колбасов.

— Это хорошо, — кивнул Ващанов. — Масштабно мыслишь, Вова. По-государственному. Народ ждет от нас наведения порядка, и наша задача — этот порядок обеспечить. «Если враг не сдается — его уничтожают». Знаешь, кто сказал?