Воробей, том 1

Дай Андрей

– Сколько? Я не ослышался? Вы, ваше высокопревосходительство, изволили назвать число в десять тысяч?

– Ну, да, - дернул я бровью. – Без нескольких сотен, десять. Что тут этакого? Вот с флотом у нас действительно тяжело. Мы, конечно, строим стальные корабли, но так и не придумали, как их правильно использовать. Давеча вот еще десяток заложили...

– Поразительно! Удивительное достижение! – британец прямо-таки лучился энтузиазмом. – Миллион солдат при десяти тысячах пушек! Вот это сила! Вы просто обязаны участвовать в этом неожиданном континентальном конфликте!

– Зачем?

– Ради установления всеобщего мира и благолепия, - привел какую-то фантасмагорическую причину

англичанин, и даже откинулся на спинку кресла, как человек до конца выполнивший свое предназначение. По его мнению, был приведен неоспоримый аргумент.

– Да пусть их. Нам с той войны ни холодно, ни жарко, - отмахнулся я. – Хотят выпускать друг другу кишки, так и пусть играются. Россия-то тут причем? Вот, вы, англосаксы! Вам бельгийцы чем-то же дороги? Ведь ради чего-то же вы намерены вступиться за них? Не ради же того, чтоб Германия, не дай Бог, не усилилась настолько, чтоб могла составить вашим торговцам конкуренцию?! Это же стыд-то какой, за столь низменные цели кровь проливать!

– Да-да, - покивал благородными лохмами британец. – Ужас, даже помышлять о таком! Низменное, отвратительно богопротивное деяние – воевать за золото.

– Чувствуете? Чувствуете, даже привкус мерзкий на языке появился, от слов-то от таких? Ощущаете?

– Оу, да! Мерзкий! Гадость! – невольно покосившись на так и отставленную на стол чашку чая, с энтузиазмом поддержал меня посол. – Возблагодарим же Господа, что нам пристало сражаться за более возвышенные цели. За мир! За данное обязательство...

– За родственников, - подхватил я. – Вступаться за родню – это ли не благородная цель?!

– Вполне, - вынужден был признать сэр Август, несколько мрачнея лицом. Кем-кем, а дуралеем он точно не был. Понял уже, к чему я веду. Наша, русская, и прусская правящие семьи были родственно весьма близки. – Тем не менее, и среди родичей бывают неразрешимые разногласия...

– Это вы, дорогой друг, к чему?

– К тому, Герман Густавович, что ежели хорошенько призадуматься, всегда можно припомнить старые обиды. И тут уже во главу угла вступает целесообразность, а не родственные чувства. Ведь есть же у вас, у русских, какие-либо претензии к Германии? Непременно есть! Не может не быть. Остается лишь отыскать нечто... какую-то цель... возможно даже на первый взгляд совершенно несбыточную, которую, тем не менее, достаточно реально достичь при поддержке, скажем так: мирового сообщества.

– Вот как? – и все-таки переиграть в словесных баталиях матерого дипломата, мне не было суждено. Профи! Что тут еще скажешь?!

– Вы сами, для себя, - продолжил «развивать наступление» британец. – Или для отечества. Но что-то непременно есть. Какая-то цена, ради которой регентский Совет позабудет о дяде Гогенцоллерне, и вспомнит о России. Наш нынешний премьер-министр, Бенджамин Дизраэли, говорит, что ежели у решения проблемы отыскать цену, то она тут же сама собой обратится в сделку. Вот чего бы вы, ваше высокопревосходительство, хотели нестерпимо сильно? Настолько, что этого, взялись бы организовать вступление России в войну на стороне Франции? Деньги? Власть? Слава? Все это мы можем вам дать!

– «Прилетит тут волшебник в голубом вертолете», - пробормотал я себе под нос. И брякнул первое, что пришло в голову, уже громче, чтоб англичанин не принял меня за безумца, разговаривающего сам с собой. – Сто миллионов фунтов. Мне еще Сибирь обустраивать...

– Ну вот, - аккуратно улыбнулся посол. – Цена названа. Теперь мы можем эту поистине безумную сумму обсуждать.

Сволочь! Едрешкин корень! Какая же он сволочь! Разозлил меня до тьмы в глазах. Наглядно доказал мне, что у каждого есть своя цена. Даже у меня. А как я гордился собственной неподкупностью! Легко

не брать мзду, не «пилить» бюджет и не участвовать в сомнительных махинациях, когда в кармане двадцать с лишним миллионов рублей. И вот явился этот видный деятель дипломатических наук, и вдруг выяснилось, что за действительно большие деньги продаюсь и я. Совесть, патриотизм, жизни русских людей – против гигантской суммы, заполучи я которую, и любые, даже совершенно фантастические проекты вдруг станут вполне реальными.

Транссиб? Заселить всю Сибирь, от Урала до Аляски? Да легко. Миллиард рублей тому порукой. Вот только кем я остался бы в людской памяти? Соратником Великого Императора, реформатором, радетелем за Русь или иудой, продавшим Родину за английские деньги? И, больше чем уверен! Вся моя работа, все что я успел сделать уже, и смог бы сделать в будущем, будет перечеркнуто стоило мне протянуть руку за этими проклятыми фунтами стерлинга.

– Так, а я разве против? – растянул я рот от уха до уха, одновременно рыча от ярости в самых темных глубинах души. Хотелось выгнать пинками этого благообразного господина под хмурое вечернее небо, а не улыбаться любезно. – Обсуждайте. Только имейте в виду! Мне станет гораздо проще убедить правящий Совет поддержать Берлин, а не Париж. И князь Бисмарк наверняка сумеет оценить помощь, коли она придется кстати.

– Но разве мы с вами, уважаемый Герман Густавович, уже не договорились? – вскинул кустистые брови этот заморский змей искуситель. – Разве уже не достигнуто джентльменское соглашение? Как здесь может оказаться канцлер Германии? Или моих знаний языка не довольно, чтоб разглядеть скрытый смысл ваших слов?

– Все просто, драгоценный мой сэр Август. Все просто! И вы прекрасно это поняли. Вам стоило бы сговориться со мной о том, чтоб Российская Империя ни при каких обстоятельствах не вступила в войну на стороне кайзера Вильгельма! Потому, как это наиболее вероятное развитие событий, и исход вы сами можете себе представить. Больше того! Ежели Регенты таки решаться на активное военное вмешательство, я непременно окажу всяческие преференции закону о реквизировании собственности граждан вражеских государств, коей те владели на землях Империи. Акции, заводы, облигации, доли, шахты и бочки с ворванью – все, что мы сумеем найти, отойдет в казну. А вы мне тут о какой-то Бельгии, в которой территории меньше чем парк в моем имении. Миллионы какие-то сумасшедшие сулите... Вы, лорд Лотфус, вообще представляете каков себе общий годовой бюджет Великобритании? Пятьдесят два миллиона фунтов. Всего! У нас уже в прошлом году было существенно больше. Да и вообще...

– Так сто миллионов, это вы всерьез? – скривил губы посол. – Это не шутка? Не попытка начать торг с предельной суммы? Вы всерьез полагали, что ваши миллионы солдат могут стоить два годовых бюджета Британской Империи?

– А я русских людей не продаю, - вскричал я, понадеявшись, что уже вот-вот наступит момент, когда можно будет взять этого напыщенного индюка за шиворот и, смеясь от восторга, спустить с лестницы. – Да я вам, господин посол, больше того скажу: для меня, как для премьер-министра Империи, и вовсе нет ни какого резона обсуждать с вами эту чужую войну!

– Это официальная позиция правительства России? – надменно оттопырил губу британец. – Вы принципиально не намерены сотрудничать с Британской Империей в деле установления прочного мира в Европе?

– Помилуй Бог, - взмахнул я руками, и улыбнулся почти ласково. – Какое там?! Разве мы ныне в Малом Эрмитаже? Разве не сидим за чаем в моем особняке? Какие тут, на набережной Фонтанки, могут быть официальные позиции?

– Но позвольте! В противном случае, вы, Герман Густавович, могли бы и не упоминать вашу должность...