Ворон: Сердце Лазаря

Брайт Поппи

— А ты, Джаред По? Ты один из этих людей? Ты считаешь это больной херней?

Джаред принял свой напиток — виски со льдом, — осторожно отпил. Бенни громко вздохнул и покачал головой.

— Пей, несмышленыш. Мы ничего не подмешали и привели тебя сюда не для того, чтобы отравить.

Янтарный виски приятно обжигал глотку, незнакомый сорт, видимо, кое-что подороже, чем он привык пить.

— Очень и очень впечатляет, — сказал он, делая еще один глоток.

— Что именно? — спросила Лукреция. — Наша квартира

или виски?

— На ваше усмотрение, — ответил Джаред.

— Большую часть мы сделали сами, — сказал Бенни, устроившись поближе, на углу кровати. — О, не это, конечно, — он похлопал по кровати. — Ее мы нашли в антикварной лавке на улице Мэгэзин. Копили несколько месяцев, но оно того стоило…

Он позволил остатку фразы двусмысленно затихнуть.

Лукреция села рядом с братом и отпила из своего стакана. Вновь Джареда поразило их сходство: мужское и женское отражения одного изящного образа.

— Итак, мистер Джаред По, что же вы фотографируете? — Лукреция обвила рукой талию брата.

— Ну, — он следил за каждым ее движением. Эрекция начинала доставлять неудобства, и он заерзал в кресле из костей и бархата. — Зависит от того, надо ли платить по счетам. Если задолжал за квартиру, то в основном свадьбы и детишек…

Бенни состроил гримасу отвращения и закатил глаза.

— А в остальное время? — подтолкнула Лукреция.

— В остальное время… я составляю портфолио кладбищенской скульптуры и архитектуры девятнадцатого века, — Джаред сделал паузу и почти неохотно сделал смущенное или виноватое признание. — Иногда людей, которых я там встречаю.

— Ага, — глаза Бенни внезапно засверкали, он оживился. — Видишь, Лукреция? Я знал, что он не очередной неудавшийся гомик-художник.

— Я бы не торопился с выводами, — Джаред нахмурился. — Вы когда-нибудь замечали, сколько народу снимает местные погосты?

— Вопрос в том, — Лукреция обращалась не к Джареду, но к брату, — хорош он или нет.

— Вкладывает ли душу, — добавил Бенни. Он допил и поставил стакан на пол у своих ног. Кубики льда звякнули друг о друга.

— Что вы имеете в виду?

Лукреция пожала плечами.

— Кто угодно может навести объектив и нажать на кнопку, Джаред. Чертовы янки-туристы на экскурсионных автобусах делают это каждый божий день. Вопрос в том, по-настоящему ли ты понимаешь…

— Мертвых, — закончил ее мысль Бенни. — В конце концов, это их дома ты запечатлеваешь на целлулоиде и бумаге, верно?

Джаред с секунду смотрел в его глаза, не отвечая, внезапно чувствуя себя растерянным и глупым, не находящим слов и вообще не в своей стихии. Они были такими же, как у сестры — настороженная бриллиантовая зелень, зелень неграненых изумрудов.

— Верно, — произнес он наконец, наполовину забыв вопрос. — Верно.

— Потому что недостаточно оценить мертвых, — сказал Бенни. — Просто украсть их обличье

и назвать это искусством. Нет, тут должно быть…

— Понимание, — сказала Лукреция, и Джаред осознал, что у него мурашки от их привычки заканчивать предложения друг за друга.

— Истинная эстетика мертвых нуждается, нет, требует, чтобы художник обращался с ними не просто как с объектами. Он должен видеть и изображать их как динамическую противоположность жизни, а не опустошенные сосуды, лишенные всего, кроме способности внушать нам беспокойство и страх собственной смертности.

— И он называет меня позеркой, — сказала Лукреция, рассеянно помешивая пальцем льдинки в своем виски.

Джаред был занят попыткой проанализировать слова Бенни сквозь завесу алкоголя, затуманившую его мозг. Тряхнул головой:

— Нет, то есть, конечно, очень красноречиво…

— О да, разве не восхитительно, что кто-то может быть сразу и умным, и красивым? — промурлыкала Лукреция, и коснулась губ брата влажным от виски пальцем.

— Но мы ведь привели его не только для профессиональных бесед, не так ли? — спросил Бенни, и она легко поцеловала его в щеку, покачав головой.

Джареду внезапно стало жарко, он понял, что краснеет и что близнецы, наверное, заметили.

— Это было бы ужасно, ужасно грубо, — сказала Лукреция. Бенни повернул голову и на сей раз по-настоящему поцеловал ее в губы. Бугор на джинсах Джареда отреагировал так, словно к нему была привязана невидимая струна и кто-то ее резко дернул.

— Не знаю, — Бенни отодвинулся. Ниточка слюны, соединявшая губы двойняшек, блеснула в ярком свете. — Может, ему не по плечу. Может, мы ошибаемся и он обыкновенный выпендрежник.

Джаред с трудом сглотнул, у него вдруг пересохло во рту и в горле. Хорошо бы в стакане что-то оставалось, но не портить же такой момент просьбой о добавке. Он нервно заерзал в странном кресле.

— Или, наверное, ему не нравятся мальчики, — голос Лукреции был полон насмешливого сожаления, а ее язык скользнул по нижней губе Бенни.

Тот прошептал с озорным злорадством:

— Или, возможно, ему не нравятся девочки.

— В точку, — сказал Джаред. Он устроил свой стакан в поднятой кверху кисти скелета и положил руки на колени, смущенный собственным смущением.

Лукреция отшатнулась на метр от брата, ее лицо превратилось в едва ли не комическую маску преувеличенного отторжения и разочарования. Бенни отпустил ее, однако проводил полным вожделения взглядом.

— Даже девочки, которые раньше были мальчиками?

Джаред уловил в вопросе колкость и жестокость, а потом Лукреция ударила брата по щеке. То была совсем не игривая пощечина, и звук гулко отозвался в комнате.

— Сука, — прошипела она, и Джаред подумал, что в уголках ее губ притаился рассчитанный намек на улыбку.