Ворон - Возвращение в небо (Часть - 5)
Шрифт:
Она сидела за пианино своего дедушки и играла. Она закрывала глаза и улыбалась.
Повернув голову, Така сначала не понял, что именно сидит рядом с ним.
Белая кожа, угольно-черные волосы, сияющие синие глаза с черным белком. Одет он в грязно-серые лохмотья с перебинтованными ногами и руками. Кисти у него черные, словно это перчатки такие, а на кончиках пальцев у него небольшие коготки, из которых исходили едва заметные нити. Он щипал эти нити своими когтями и играл такую знакомую для Таки мелодию.
Карас…
– Ран, когда-то показала мне эту мелодию, – сказал он. – Я запомнил ее и, когда, сумел
В его голосе была грусть и тоска. Причем такая печаль, будто она камнем висит на его плечах.
– Что случилось с Ран? – спросил он. – Почему ее память предается стыду?
Така не хотел отвечать.
Для него это была больная тема, которую он сам старался не вспоминать.
– Это случилось через три года, как мамы не стало, – начал он рассказ. – Мы с отцом только начали отходить от потери и как-то жить с этим. Мы пытались… – он вздохнул. – Однажды к нам пришел журналист…
Така хорошо запомнил его лицо.
Такое светлое, дружелюбное, внушающее доверие и надежность. Голос сильный и спокойный, приятно слушать. Да и сам человек располагал к себе.
– Он сказал, что хочет написать статью о маме. Она была в прошлом известным музыкантом, а этот журналист был ее поклонником, потому решил увековечить ее имя в статье, а потом и книгу написать…
– Через три года?
– Сказал, что понимал, как тяжела наша потеря, и потому не захотел спешить…
Така сделал паузу…
– Он задавал вопросы… много вопросов, на которые мы отвечали. Не всегда, но ничего такого уж страшного в них не было. С ним было приятно общаться, и он оставил о себе хорошее впечатление…
Он закрыл глаза…
Как же он тогда ошибался…
– А через месяц мы увидели это… – заскрежетал он зубами. – Используя наши слова, он написал просто отвратительную мерзость! Он заявил, что мама была сумасшедшей, что видела призраков и была слабоумной! – прорычал Така. – Маленькие намеки и слова он раздувал в целые предложения и абзацы, выставляя все так, будто бы это мы ее такой называли! Он оказался лжецом и уродом, который обманул нас!
Таку колотила злость. Он не мог поверить, что такое правда издают, но в те годы в газету мог пролезть кто угодно, и это у такого типа легко получилось. Такие журналисты, как этот, бывают. У них нет совести, им плевать на то чьи жизни они рушат и кого мучают. Им важна только собственная выгода и повышение, а не то, сколько людей пострадало от их действий. Такие, как он, быстро взлетают по карьерной лестнице, но также быстро с нее падают, и редко, кто мог удержаться.
– Отец пытался подать в суд за клевету, но у этого урода оказались хорошие связи… Как раз из тех людей, кто в свое время завидовал талантам и успехам мамы. Они помогли ему отмазаться.
Карас молчал.
Он перестал играть и выглядел весьма мрачно.
Таке приходилось столько времени терпеть все эти унижения. Его мама была добрейшим человеком, но ложь, которую распространили те уроды, отвернуло от нее многих людей. Така старался забыться в спорте, но вскоре повредил колено и уже не мог играть в футбол. В младшей школе еще было нормально, его многие знали, и были друзья. Затем отец переехал в другой район, и Така пошел в незнакомую ему среднюю школу. А там уже никто его не знал, и он
– «Ха-ха-ха! Сын сумасшедшей!
– Сам, небось, тоже больной!
– Сын психопатки!»
Дети могут быть невероятно жестокими. Еще более жестокими, чем взрослые…
– Что ты с ним сделал?
Така усмехнулся.
Он гордился проделанной работой.
Он долго практиковался на других людях в гипнозе, он долго продумывал свой план, и его исполнение заняло у него немало времени.
– Я нашел его, когда он был на пике своей популярности и удачи, – улыбнулся Така. – Он жил счастливо, был знаменит и успешен. Идеальное время, чтобы пасть в пучину отчаяния, – небольшая пауза. – Я посадил его в сумасшедший дом и внушил всем врачам, что он буйный псих… Подделал документы и провернул очень сложную работу. Подготовка у меня три месяца заняла. Я загипнотизировал всех специалистов там, убедив их, что этот человек только кажется нормальным, но на самом деле он больной на голову и опасный. Каждый раз, когда он умолял поверить ему, что он не больной, они сажали его в одиночную камеру с мягкими стенами и смирительной рубашкой. Иногда я показывался ему и давал понять, за что он попал сюда, какая именно ошибка стала для него роковой, а потом стирал ему память или внушал запрет на разглашение, чтобы он прочувствовал всю ту боль, что пережил я.
Карас молчал. Такеру не мог сказать, о чем именно думает этот призрак, потому не знал, как он себя поведет.
– А что те «звезды»?
– Да какая разница, – фыркнул Така. – Они просто кучка ничтожных придурков, которая толком ничего и не сделала. Вся вина на журналисте, а пинать «мертвого льва» хочет каждый.
Он вновь молчит. Думает о чем-то.
Может, сейчас будет ругать его, но Таке плевать. Он даже под страхом смерти ничего исправлять не будет. Если с девушками он еще мог согласиться, что перегнул палку, то тут он будет непреклонен.
– Ты… – произнес Карас, – такой милосердный…
Он усмехнулся.
– Я бы их месяцами пытал…
Такого ответа он не ожидал.
По рассказам мамы, Карас был добрым и очень заботливым человеком, а тот, кто перед ним, давно очерствел, хоть и несет в себе какие-то заботливые нотки. Видать, годы сильно его потрепали. Така читал, что так сильно меняются люди, когда переживают тяжелое эмоциональное состояние.
– Что теперь будешь делать? – спросил Карас, смотря на него.
Така посмотрел на потолок.
– Я много думал об этом, – серьезно заявил он. – Думал над тем, кто я и чего я хочу. Думал, как мне обрести свое место… И, кажется, я понял…
– Хм?
– Мне нет места в этом мире.
– Э?!
– В этом мире я могу получить, что угодно по щелчку пальцев. Щелк – и Билли Гейтс отдает мне половину своего состояния. Щелк – и самые прекрасные девушки мира дерутся за мою благосклонность. Щелк – и все, что угодно. Нечего желать. Не к чему стремиться. До встречи с тобой я, наверное, уже полгода даже ничего нового о своей силе не узнавал. Не потому, что уперся в потолок. А потому, что... Зачем? Чего бы я не достиг, мне все равно уже негде это применить. – Такеру покачал головой, – Этот мир не создан для таких чудовищ, как я, Карас. Потому я хочу поискать себя в другом мире,… мире, где мне будет место!