Ворон. Тень Заратустры
Шрифт:
– Оружие в руках требует ответственности, а умение им пользоваться – обязывает найти в себе спокойствие. Знаешь, мам, моя мелкашка учит меня концентрировать внимание, но я вижу не только мишень…
Однако по-настоящему испытать себя, ощутить мощный прилив гормона бесстрашия ей еще не приходилось. Помог Баха. В седьмом он завис на второй год в ее классе. У Надежды к тому времени было уже немало друзей из шанхайской сторонки. Эти мальчишки оказались не более задиристыми, чем в ее родном дворе. Ей нравилась их отвага и открытость. Постепенно она завоевала их доверие. Совместные игры нередко выливались в опасные приключения.
И правда, днем чернявый красавчик Баха одним ударом кулака вытряхивал россыпь монеток из автомата газировки, мелочь просаживал на манты и лепешки, не ведая того, придется ли ему ночевать под крышей или торчать с младшими сестрами на улице до утра, скрываясь от отцовской пьяной разнузданности. Учился он плохо, не один раз оставался на второй год, на учителей вконец обозлился.
Надя видела, что небезразлична ему. Баха прогуливал школу, но дожидался ее после уроков, неожиданно выходил навстречу из переулков «шанхая» по дороге домой. Женская интуиция улавливала флюиды мальчишеской влюбленности. Однако Надя понимала, что он и себе-то в этом не признается. Для Бахи это было бы равносильно потере мужского достоинства. Парнишка делал вид, что встречи были случайными, и в одиночку не решался к ней близко подойти, тем более заговорить. Тогда, рассудила Надюшка, он попытается зацепить ее кодлой.
Предчувствие не обмануло. В тот день она была сама не своя. Легкий озноб преследовал ее с утра. Впервые не почувствовала удовольствия от тренировки. Все шло шиворот-навыворот. Она не могла взять себя в руки, казалось, чей-то голос звал ее издалека, но о чем он кричит – различить невозможно. Завернувшись в короткий памирский пустин, Надежда принюхалась к овчине. После тренировки от него за версту несло порохом. Кошмы на стрельбище прокоптились еще в доисторические времена, но запах этот был отчего-то приятным. Игорь Петрович Кравчук, тренер Скавронской, был недоволен ее сегодняшним результатом. «Полный разнобой и никакой кучности», – выговаривал он ей, словно двоечнице. Надюха набычилась, поджала губу: она и сама видела свои результаты, лучше бы не кричал, а подсказал что-нибудь дельное.
А вот Санька Жуков, ее сосед-приятель, схитрил. Две бумажки своих мишеней проковырял щепой, где ему хотелось, а патроны расстрелял наобум, собрал только гильзы, чтобы тренеру сдать. Все остальное время травил анекдоты, подтрунивал над Надькинами тревогами. Сдали мелкаши в оружейку, пошли домой. Полчаса торчали на остановке, автобуса не дождались и решили пилить пешим ходом. Всю дорогу Саня трепался о разной фигне. А потом вдруг выбежал вперед, взыскательно окинул ее взглядом и, замедляя шаги, предложил:
– Тебя проводить, Надюш?
Сроду он ее так не называл.
– Сама дойду.
– Была бы
Жуков хмыкнул, свернул в арку своего дома и пропал в темноте.
Крупные капли дождя прошлепали по асфальту, расцветив его темными пятнами в прозрачном свете далеких прожекторов на деповской сторонке. Скверик у тупиков, стыдливо оголившись, облинял как шелудивая собака, и только высокие пирамидальные тополя с достоинством несли на всеобщее обозрение наготу поздней осени.
На площадке под разбитым фонарем Надежда разглядела стайку подростков. Первой мыслью было повернуть назад. В конце концов, не такой большой крюк получится, если не напрямки пойти, как сейчас, а через старую площадь. И со стороны никто не поймет, что она испугалась… Надя всматривалась в темноту в попытке определить: есть ли среди подростков знакомые. Показалось, что увидела Баху. Показалось, или он действительно там? Подростки не стояли на месте, перемещались, словно танцевали под какую-то только им одним слышную музыку, и разглядеть лицо паренька в заднем ряду не удавалось. Он это или не он?
Надежда набрала полную грудь воздуха, задержала дыхание как перед выстрелом, отсчитала до восьми и двинулась вперед.
– Что не здороваешься, подруга? – с нотой вызова спросил один из парней.
Тонкие усики над пухлой верхней губой скривили его усмешку, делая ее издевательской.
– Что, своего здоровья не хватает?
– У меня, что ли? – удивился он.
– Зачем тогда у меня просишь?
– Ну, на тебя-то хватит! – Он схватил ее за руку.
– Взаймы не даю! – скрипнула она зубами, выгнулась, зацепив свободной рукой его ухо, резко дернула на себя.
Его пальцы на Надюшкином запястье мгновенно разжались. Не дав парню опомниться, она обернула вокруг его шеи длинную ручку спортивной сумки, затянула. Мальчишка затряс головой, хватая руками веревки, но освободиться от сумки не мог. Надя оттолкнула его. Он попятился, перебирая ногами, потерял равновесие и шлепнулся в лужу, расплескивая вокруг грязные брызги. С хохотом разбежались в разные стороны его товарищи. Растерянно оглядывая распластанное в грязи тело с сумкой на голове, стоял Баха.
– Проводи меня! – спокойно попросила Надюшка.
Баха кивнул, словно только и ждал такой просьбы. По дороге они разговорились.
– Что в сумке-то было? Форма?
– Да нет. Все на мне. Талоны на спортивное питание.
– Много?
Она пожала плечами:
– За месяц.
Отоваривать их случалось редко, она прикинула, и получилось, что ей по большому счету они были без особой надобности.
– Ты их себе забери. Кто в столовке знает, что ты не занимаешься спортом? Возьми, тебе, глядишь, пригодится.
– А сама чего? – недоверчиво спросил Бахтишка.
– Да не люблю в столовку соваться. Туда не знаешь в какое время лучше заходить. Если подвезли пиво, ловить нечего, не протолкнешься. Я на эти талоны кофе беру. Отец его жбанами глушит.
– Ну, сгодится, хоть и не деньги, конечно…
– Почему, то есть как это не деньги? – Надька рассердилась.
– Да ладно, не свирепей. Хочешь, покажу, как надо настоящие бабки клеить?
– По карманам шерстить, что ли? На стреме стоять предлагаешь?
– Сказала бы еще «на атасе». Я ж на линии работаю. Тебе делать ничего не надо. Если хочешь, можешь посмотреть, но, если проболтаешься, тебя Алик собственными руками задавит.