Ворон
Шрифт:
— Аверел.
— Она похожа на отца, — сухо заметил он.
— Да, — нежным голосом ответила Уинн. Ей было приятно услышать, что Кэдерик признал Эдвина отцом Аверел. Теперь он никогда не откажется от сводной сестры, потому что в нем сильно чувство кровного родства, к которому он относился с почтением.
— Она должна была быть моим ребенком, — зарычал он на Уинн.
— Ты не захотел бы иметь дочь, Кэдерик, — спокойно ответила она.
— Я бы дал тебе сына, — с горечью сказал он. — Мой отец стар, и семя его слабо. Ты бы понесла от меня сына, если б отец не увел тебя от меня.
— Когда только ты запомнишь,
— У меня могут быть от тебя сыновья, уэльская женщина, — упрямо повторил он. — Моему отцу не нужны больше дети. У него есть два крепких сына и куча внуков благодаря моему брату Ему ни к чему молодая жена и дети. Мне же нужны сыновья, а эти бесполезные существа, которыми я окружил себя, не могут произвести на свет даже какую-нибудь хилую дочь! Мне нужна ты! Ты колдунья!
Она сомневалась, что ее пасынок когда-нибудь полюбит ее. Уинн поняла, что ей необходимо заставить Кэдерика посмотреть правде в глаза, а сейчас был как раз подходящий момент.
— Кэдерик, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, — ласково сказала она. — Ты болел серьезно когда-нибудь в жизни?
Он задумался, его широкий лоб наморщился от умственного усилия.
Наконец он произнес:
— Один раз. Только один раз.
— Ты можешь мне рассказать о своей болезни?
— За год до моего брака с Эдит у меня распухли и болели щеки. Я был похож на самца лягушки во время брачных игр. Несколько дней у меня был жар. После я узнал, что мать опасалась за мою жизнь. — Он, довольный, усмехнулся. — Мой член тоже распух. Вот свидетель, я был щедро одарен. Уверен, лучше, чем многие. Во время болезни он увеличился вдвое. Признаюсь, я огорчился, когда он снова стал прежнего размера, — закончил Кэдерик с вожделением.
— Непохоже, что у тебя когда-нибудь будут дети, — прямо заявила ему Уинн.
— Что?
— Я целительница, Кэдерик, как моя бабушка и мать. Болезнь, которую ты описал мне, не страшна для маленьких детей, девочек и мальчиков. Но для мужчины или юноши эта болезнь опасна, особенно если она поразила мужской орган, как в твоем случае. Она убивает жизнь в мужском семени. Я это знаю.
— Ты лжешь, уэльская ведьма! — разозлился он на Уинн. Щеки над бородой густо покраснели.
— Нет, Кэдерик, я не обманываю тебя и не хочу быть с тобой жестокой, — участливо сказала Уинн. Ей было жаль его, она чувствовала его боль. — Среди целителей хорошо известно, что семя мужчин и юношей становится фактически безжизненным после этого недуга. Так бывает всегда, хотя мы и не знаем, почему.
— То, что у меня нет детей, не моя вина, — упрямо продолжал он. — Виновата Эдит, потому что она слаба и не может зачать, но это наша общая потеря. Я не виню Эдит, она хорошая жена.
— А как с другими? С Бирангари, Дагиан, Элф и маленькой Хейзел?
Они крепкие и здоровые девушки, однако не беременеют, Кэдерик.
Вина заключена в тебе, вернее, не вина, а жестокая случайность, обрушившаяся на тебя болезнь, от которой ты пострадал. Не думаю, что у тебя будут дети, даже от меня.
— Ты целительница, уэльская женщина, — мрачно начал он. — Не можешь ли ты приготовить какого-нибудь зелья от моей хвори, если твое предположение на самом деле верно?
— Нет
— Никакого? Думаю, ты лжешь! Ни один мужчина, такой охотник до женского тела, как я, просто не может иметь безжизненное семя. Во всем виноваты женщины! Только не я! — Уинн увидела в его глазах отчаяние и страх.
— Редко, очень редко мужчина, перенесший эту болезнь, может иметь потомство, — сказала Уинн, не желая обнадеживать его. — Может, некоторые известные мне лекарства чувств помогут тебе достичь невозможного, Кэдерик. Когда я поправлюсь после родов, я займусь этим. Твоим женщинам я тоже дам лекарство, а теперь оставь меня. Я утомлена и хочу спать.
Кэдерик вышел из большой спальни, не проронив ни слова и не посмотрев на Уинн и на ребенка. Уинн глубоко вздохнула, чувствуя одновременно жалость к Кэдерику и раздражение. Мужчины, подобные ему, всегда измеряют свое мужское достоинство по количеству убитых ими людей, изнасилованных или соблазненных женщин и по числу детей, особенно сыновей, которых они произвели. Репутация Кэдерика, когда дело касалось убийства, насилия и обольщения, была на высоте. Но полное отсутствие детей, безразлично какого пола, было заметным недостатком, который ставил под сомнение его личные качества. Несмотря на всю его враждебность по отношению к ней, она посмотрит, чем ему можно помочь. Им никогда не стать друзьями, но Уинн понимала, что Эдвину будет приятно, если его сын и жена перестанут быть врагами.
Так думала она, засыпая. Ей очень хочется угодить Эдвину. Он так старается сделать ее счастливой. Неужели она и в самом деле любит его?
Да, но не так, как Мейдока. Уинн сомневалась, что сможет когда-нибудь полюбить другого человека, как своего принца. «Мейдок, — засыпая, она мысленно обратилась к нему, — почему ты не пришел?»
Уинн. Она никогда не покидала его мысли. Прошло полтора года, как она исчезла. Иногда, в моменты мрачного упадка духа, он сомневался, жива ли она еще. И существовала ли когда-то вообще? Уинн Гарнока, с ее длинными черными волосами и зелеными-презелеными глазами.
Словно земля разверзлась и поглотила ее. Больше года они вновь и вновь прочесывали вдоль и поперек местность по пути следования каравана Рори Бэна в надежде отыскать хоть какой-то ее след. В конце концов Мейдок решил, что его жены нет в Англии. Рори Бэн, очевидно, скрыл ее от людских глаз и взял с собой в Бретань. Мейдок возвратил домой всех своих людей и погрузился в тягостное ожидание. Он ждал возвращения Эйниона, который лично отправился за ирландским работорговцем. Эйнион вернулся в замок с неутешительными вестями.
— Сначала я последовал за Рори Бэном в Бретань, мой господин, потом в Италию, где наконец догнал его, когда он собирался со своим грузом рабов двинуться в Византию.
— Он сказал тебе, где Уинн? — нетерпеливо спросил Мейдок. Он так похудел за те месяцы, что Эйнион его не видел.
— Ее с ним нет, мой господин, — тихо ответил Эйнион. — Сначала он притворился, что ничего о ней не знает. Его нельзя было даже подкупить. Только тогда, когда я попытался ускорить это дело более энергично, — Эйнион хмыкнул, — применив физическую силу, он сознался, что моя госпожа была у него.