Ворон
Шрифт:
Он ступил в горницу, стены которой украшены были полотнами с изображеньями небесных светил. А свет исходил из камина, черного с серебристыми крапинками, словно звездное небо. На камине лежал, урчал большой темный кот.
— Вы любите звездное небо. — утвердил Альфонсо, и взглянул на хозяйку, которая все еще держала его за руку.
Дева подвела его к столу, усадила, а сама захлопотала над ужином, причем, запахи были такие, что и у Альфонсо, привыкшего ко дворцовой кухне, в желудке заурчало.
— Да, я люблю звездное небо. — отвечала она. — А, разве же можно его не любить?…
— А, где ваши родители?
— Вот, что рассказывают: в один ноябрьский день, когда последняя листва уже опала, а над полями повисло облако тепла, которое отдавала небу, нагретая им за лето земля — двое крестьян шли по дороге и увидела, как упала с неба звезда — она упала совсем неподалеку, и вскоре они нашли среди темной, пожухшей травы, место, где росли неведомые им цветы, с лепестками такого цвета будто их выковали из света звезд. Они стали разгребать эти цветы, и вскоре обнаружили, что они окружают люльку, от которой, словно поцелуи, исходило тепло. А в люльке лежала малютка — это была я, нареченная Кэнией. Один из крестьян взял меня в свою семью, но от меня никогда не скрывали, что я пришла из звездного неба, и однажды, собрались и построили для меня этот домик, рядом с тем местом, где нашли меня — ибо чувствую я, что родители в скором времени должны придти за мною…
Увлеченная рассказом, она и не заметила, что пирожки которые она поставила в камин, уже подгорают, и только теперь, когда по горнице разлился густой вишневый дух, она вздохнула: «Ох, извините» — и достала дымящиеся, покрывшиеся черной коркой пироги.
— Вот — такая я рассеянная; ну, ничего — сейчас еще испеку.
— Ну, уж нет. — молвил Альфонсо. — Пожалейте мой желудок — подайте эти пироги, тем более, что подгорели они совсем немного…
И вот она подошла, поставила перед ним эти пирожки, а затем — большую чашу, в которой, казалось, собраны были блики рос в звездном свете, Кэния говорила:
— Выпейте — это роса, которая выступает на лепестках цветов, которые росли на том месте, где нашли мою люльку. Ни в одной из ваших книг ни слова нет про эти цветы…
Альфонсо сделал глоток, и тут почувствовал, что мир расплывается, расширяется; вдруг почувствовал, что он, как во сне, может подниматься на любую высоту, словно дух бестелесный.
Где-то внутри его тела, раздался встревоженный голос Кэнии:
— Ох, извините! Ведь, только я его и пила раньше — у меня совсем не бывает гостей…
Альфонсо достиг потолка, и потолок растекся перед ним, как густой кисель — распахнулось звездное небо. В то же время, часть его находилась в доме Кэнии, и он слышал ее голос:
— Альфонсо — вернись! Пожалуйста!.. Что же я наделала…
Он с неохотой переместил внимание на горницу; вот стены — они качаются, расплываются; вот Кэния — за сильным, звездным светом едва можно различить ее фигурку — едва слышен ее голос:
— Вернись сейчас! Не уходи больше, иначе… будет тяжело вернуться.
А он усмехнулся:
— Почему все хотят меня удержать?! Какой смысл в этих остановках?..
И он, что было сил, рванулся вверх, и больше не оглядывался. Он чувствовал,
— Нет!.. — едва услышал он далекий крик Кэнии — Вернись, пока еще можно! Пожалуйста, пожалуйста!..
Тут почувствовал Альфонсо, будто устремился, по его следу иной дух, вот-вот догонит- завлечет обратно.
— Нет, вам меня не удержать! — выкрикнул Альфонсо. — Я свободен!
И он, страстно жаждя вырваться, выбрал одну из звезд — она подобна была синей крапинке, и все чувство свое направил на то, чтобы сразу же перенестись к этой звезде.
Что-то замерцало, закружилось вокруг него, а потом нахлынуло сияние столь яркое, что он мгновенно ослеп бы — но, ведь, он был духом, и не мог ослепнуть.
Нахлынул беспрерывный, поглощающий сознание рев. Альфонсо обнаружил, что стремительно несется в сияющую пропасть; шириной большей чем Нуменор. Вдруг стены распахнулись в сферическую залу — Альфонсо закричал, от того сияния, которое изжигало его — но крик его, как былинка, в печи, поглощен ревом.
Неожиданно, эта зала, размеры которой юноша и представить себе не мог, сжалась; слепящее сияние окружило его, понесло куда-то, кружило, протекало сквозь него. Вот распахнулась пред ним бездна, и там, в безмерных глубинах, виделся что-то столь слепящее, что Альфонсо понял, что дух его не выдержит, сойдет в том свете с ума…
И тут — совсем рядом голос Кэнии:
— Нашла!.. Держись за меня!..
— Вернуться. — шептал он, погружаясь в мягкую перину, которая обхватывала его. — …Домой… — шептал он, истомленный становящимся совсем уж невыносимым сиянием…
Потом была спокойная темнота, а в темноте этой голос, от которого виделись юноше широкие поля, синие реки, да сияющие города:
Где-то там, за небесными сферами, Ждет тебя, ждет меня Милый дом… Мы войдем туда первыми, Млечный путь зазвенит под окном…Потом голос изменился, и Альфонсо понял, что поющая плачет:
— Ну вот и осень наступала, Ветры холодные над землей распустила. Вот и тьмою покрылись дубравы, Ветры холодные — как же вы правы: «Все уйдет, все умрет в темной стуже, Брат наш северный хладом закружит. Но придет, вслед за смертью весна, Всех воскресит любовью она».Открыв глаза, Альфонсо увидел, что перед ним, сидит Кэния, а за открытом окошком в свете зари, пылает росами сад.