Ворона на мосту. История, рассказанная сэром Шурфом Лонли-Локли
Шрифт:
– Интересные дела, – Лонли-Локли качает головой. – Франк, я обещал тебе, что ближе к вечеру непременно удивлюсь, но не предполагал, что настолько. Надо же, пошёл гулять, чтобы изменить Город, а вместо этого он меня переделал. Впрочем, я не в накладе. Молодость – не тот подарок, от которого хочется поскорее избавиться. Лишь бы завтра не вернуться сюда младенцем, такой поворот может сильно спутать мои ближайшие планы.
– Этого, – говорит Франк, – можешь не слишком опасаться. Здесь у нас ни один день не бывает похож на предыдущий – по большому счёту, конечно. Так-то, если в саду сидеть,
– Ну да. Я и сам мог бы сообразить, что всякая реальность похожа на своего создателя.
– Вот-вот. Причём не просто похожа, они – одно и то же, хоть и трудно это представить.
– Не очень трудно, – неожиданно улыбается гость. – Пожалуй, я понимаю, что ты имеешь в виду.
– Мы растревожили реальность своей болтовнёй, – Франк вдруг перешёл на шёпот и стал оглядываться по сторонам с видом заговорщика. – Сейчас она явится к нам, собственной персоной. Я уже слышу её шаги. Что мы наделали!
Хлопает входная дверь, Триша, утробно взвизгнув, вскакивает, миг – и она уже на полке, под самым потолком, среди старых кофемолок и банок с сухими травами. Интересно, с чего она взяла, что полка – более безопасное место, чем её табурет? На этот вопрос у Триши нет ответа, более того, она отлично понимает, что совершила абсолютно бессмысленное действие, но когда в следующий раз чего-нибудь испугается, снова окажется на этой самой полке, тут уж ничего не поделаешь. Хорошо хоть, за несколько лет посуду научилась не сбрасывать, поначалу-то шума и ущерба от её прыжков было куда больше.
– Хорошо вы тут развлекаетесь, – одобрительно говорит Макс. – Чехарда? Прятки? Салочки? «Вы-ше-ноги-от-земли»? Чур, я на новенького!
И только теперь Триша начинает понимать, что это Франк так пошутил. Чтобы, значит, подчеркнуть, до какой степени нет разницы между реальностью и её творцом. Нечего сказать, наглядный пример!
Дурацкая все-таки вышла шутка, Триша уже невесть что подумала. Ну вот, к примеру, что откроется дверь и оттуда хлынет все сразу: дома, деревья, камни, люди и звери, товары, выставленные в лавках, оконные стекла, досужие сплетни, птичий помёт, речная вода, утренний ветер; наконец, полночное небо шмякнется на кухонный пол жирной лиловой кляксой, и тогда они все, конечно, захлебнутся и утонут, только сам Франк, наверное, как-нибудь выберется, да и то ещё вопрос. А это просто Макс зашёл, ничего никуда не хлынуло, нельзя же так людей пугать, уфф!
– Вы все меня совсем запутали! – сердито говорит Триша сверху.
Макс и Франк складываются пополам от хохота. Это её заявление, надо думать, их совсем добило. Трише немного обидно, но они так заразительно смеются, что она тоже начинает хихикать – скорее нервно, чем весело, а все-таки. И только Шурф Лонли-Локли по-прежнему невозмутим.
– Когда-то давным-давно я прочитал в старинной рукописи, будто некоторые существа бессмертны, пока смеются, – задумчиво говорит он. – Я был чрезвычайно впечатлен, поэтому то и дело
– Мы всегда бессмертны, – улыбается Франк. – И я, и Макс, и Триша, и ты, конечно, тоже. Вообще все. Другое дело, что чувствовать и уж тем более осознавать собственное бессмертие неопытному человеку трудно, почти невозможно. Элементарное неумение чувствовать себя бессмертным люди обычно принимают за осознание собственной смертности, и это делает жизнь невыносимой. Смех – просто один из великого множества способов взять передышку; возможно, самый простой и эффективный. С этой точки зрения ты в юности очень правильно все понимал. Лонли-Локли глядит на Франка, приподняв бровь, качает головой то ли недоверчиво, то ли озадаченно.
– Интересные дела, – говорит наконец.
Он уже второй раз кряду это повторяет, как заклинание. Выходит, и правда интересные дела творятся тут у них – в «Кофейной гуще» и вообще в Городе. И это хорошо, потому что до сих пор Трише казалось, жизнь у них самая обыкновенная. Хорошая, но обыкновенная. Франку дух переводить между этими его загадочными путешествиями – в самый раз, а ей никаких чудес не положено, и так балованная – дальше некуда. И вдруг выясняется, что она живёт практически в эпицентре этих самых интересных дел, так что следует внимательно глядеть по сторонам – сколько уже чудес пропустила небось. Нет уж, тут ушки на макушке надо держать, и она будет, вот только со шкафа слезет, и сразу же!
Все– таки слезать вниз почему-то гораздо труднее, чем запрыгивать наверх, и это очень, очень несправедливо.
– Триша, что творится? Эти ужасные люди загнали тебя на шкаф? – изумлённо спрашивает Меламори.
Она вошла, когда Триша уже почти спустилась, только и осталось, что переставить одну ногу на самую нижнюю полку, а другую свесить вниз, чтобы ощутить близость кухонного пола, – почти то же самое, что поставить, хотя поставить, конечно, было бы надёжнее, но тут никак не дотянуться, она уже сколько раз пробовала, эх.
– Я сама туда залезла, – честно признается Триша, спрыгнув все-таки на пол и переведя дух. – Франк пошутил, а я поверила, испугалась, решила, что сейчас в эти двери хлынет реальность и мы захлебнёмся, хотя на самом деле, конечно, так быть не может… Ну, неважно, тем более я уже слезла.
– Ты бы видела, как она туда метнулась. Одним прыжком – под потолок, – говорит Макс. – Когда я смотрю на Тришу, чувствую себя не человеком даже, а заколдованным бегемотом. И когда-нибудь сдохну от зависти.
– История твоего появления на свет действительно дело тёмное, но все-таки вряд ли ты заколдованный бегемот. – Франк на удивление серьёзен. – Я бы заметил.
– Если бы он был оборотнем, я бы тоже заметил, – кивает Лонли-Локли. Обращается к Франку сухо, деловито, как эксперт к эксперту, дескать, не позволим всяким самозванцам выдавать себя за священное животное, пусть даже и заколдованное.
– Дурдом, -восхищённо вздыхает Макс. – Натуральный дурдом. Именно то, чего мне всегда не хватало для полного счастья, – компании психов, на фоне которых я могу показаться почти нормальным.