Вороньи тундры
Шрифт:
Ожидание действительно становилось невыносимым. Хотелось хорошей разгрузки, либо абсолютного покоя. А Пал Палыч, казалось Семёнову, не испытывал никаких чувств и тем ещё более угнетал парня. Семёнов заводился сам и задирал шефа.
– Вот скажи-ка мне, – настаивал он, – почему вы, геологи, какими-то нерешительными становитесь, как только до разговоров с летунами доходит. Робкими до скрючивания пальцев… Неспособными потребовать права. Противно видеть… Понятно: летуны в форме с погончиками, наглажены и до синевы выбриты, а наш брат перед ними, словно неандертальское чучело перед небесным
– А в чём же суть?
– Погоди… Глянь, не к нам ли чешут?
В прямо противоположном направлении ленивой стайкой удалялись девичьи фигурки. Семёнов, деланно задрав голову, проследил их исчезновение и пробормотал:
– Все прекрасные ундины проплывают, будто льдины… Да! – Кстати, – снова оживился, – как твои амурные амбиции, Паша? Видимо, слава сибирского дон Гуана…
… – не даёт тебе покоя. Снимай-ка ты, балабол, джинсовое и голубое, надо ящики вон к той машине таскать. – Пал Палыч неопределённо мотнул головой, но Кеха интуитивно и озадаченно обернулся и оглядел горизонт.
– Таскать? Опять таскать? – искренне изумился он.
– Привыкай, – отрезал Пал Палыч. – Этот крест мы сами себе выбрали.
Помолчали.
– Кстати! Насчёт креста… – снова нашёлся Семёнов. – Как обременённый жизненным опытом муж… как криминалист натуры, ты, видимо… – Семёнов повертел пальцами в поисках мысли и, не найдя её, небрежно отмахнулся. – Меня долго преследует одно лицо. Или случай. Сон… Вот из Эрмитажа я вышел с Екатериной Второй… Еле отцепился от неё в самолёте над Африкандой. В Апатитах меня клеила молодая апача с таким вы-ы-резом… А тут – тётя Саша. Она, кажется, проглотила улыбку Моны Лизы…
– Миражи! – одним словом резюмировал шеф.
– Да. Ты как думаешь, это от лукавого, или…
– Тебя тяготит?..
– Нет, но я помню все фотолица с витрины «Их разыскивает милиция» и боюсь в любой момент обнаружить среди вас одно из них.
Пал Палыч хохотнул и громко захлопнул скоросшиватель.
– Вы шизик, мальчик. Вас следует лечить. Но сейчас главное – не ваш комплекс. Главное – ящики. Вечером мы вылетаем в Вороньи тундры! На вертопрахе! Фьють!.. – и он принялся раздеваться.
– А может, грузовичок, Паша? – снова загрустил Кеха. Три центнера экспедиционного груза изрядно омрачали нескучный вояж.
– Нечем рассчитываться, – шеф побарабанил пальцами по пустой фляжке и поднялся на ноги.
Раздевшись, парни схватили самый тяжёлый вьючник и, одной рукой отмахивая оживившийся комариный сабантуй, побежали к стоящему у озерка вертолёту.
– Крест, говоришь, да?.. Не от большого ума этот крест – от ленивого. Горе от ума… сизифы российское… Зачем всё на пуп брать?.. Думать надо! Где местный эскалатор? Где электрокар? Почему ящики туда, а не машину – суда? Где полуторки, как средство передвижения? А в вузовской обязаловке – физхимия и химфизика, сопромат и детали машин… Техмех, наконец. Ты это проходил?.. А прошёл – действуй! Верни Родине долг, …дай, руку перехвачу… дай Родине эскалатор «Иркутск-тундра», микрополуторку – но дай!
– Перекур, – оборвал Пал Палыч страстную филиппику младшего лаборанта. – Ум, сопромат – это хорошо. А таскать – надо. Этот крест нам от предков достался. Можно уточнить – от обезьян. Правда, до нас дошёл в облегчённом варианте. Бери!
– Вот это, – Кеха лягнул вьючник, – в облегчённом? А ты оптимист…
От вертолёта отошёл человек и что-то прокричал. Пал Палыч встрепенулся и живо ухватился за ремень вьючника.
– Бери же!..
Семёнов привстал. В сторону вертолёта он сделал недоумевающий жест, одновременно движением руки останавливая прыть шефа. Человек у вертолёта замахал руками, давая отбой. Семёнов побежал ему навстречу и вскоре, не спеша, вернулся.
– Машину подадут к складу. Это обычный, – он подчеркнул, – обычный! приём погрузки. Вот те и крест!.. В порядке наказания за бессмысленный оптимизм надо бы вернуть вьючник на место на… твоём хребте. Но я добрый, я помогу… – И он уселся на вьючник, рядом с шефом, спиной к спине.
Молчали.
Кеха кожей чувствовал, что шеф обиделся. И пусть! Виноват. Постеснялся спросить о порядке погрузки. И всё же Семёнову было неловко за свою бестактность.
– Да! – вдруг вспомнил он, – так вот, суть-то в том, что мы, русские сизифы, изобретательно организуем трудности, а затем бодро начинаем их преодолевать… Пример – повышенные обязательства. Так? Встречные планы? Правильно я говорю?..
Но шеф молчал. Замолчал и Семёнов. Он покусывал травинку, щурил глаз и, казалось, потерял к собеседнику всякий интерес. А через минуту, не оборачивая головы, сменив интонацию, снова спросил:
– И всё-таки, Паша, почему мы не пользуемся законными правами? Вертолётчики диктуют нам свои условия: туда не полечу, здесь не сяду, это не возьму… А это – дай… А в заявке написано… «причина невыполнения заявки»… Бац – заявка. Бац – невыполнение. Бац – денежный начёт… Законно? Законно.
– А как же на рыбалку, Семёнов? – в тон ему спросил Пал Палыч.
– На какую рыбалку? – искренне удивился Кеха.
– На тайменью, хайрюзовую, форелью… На оленя, сохатого – как? – Семёнов развернулся всем туловищем и разом встал.
– Пал Палыч! – изумлённо выговорил Кеха и, словно читая мысли шефа, вперился ему в глаза. – Говоришь о круговой поруке? Да? Ты – мне, я – тебе, так? Мафия? Круги дантова ада, да?..
– Любишь словами всё обвешивать, – спокойно ответил шеф. И подмигнул. –Только всё гораздо сложнее. Ведомственные неувязки можно рубануть мечом Македонского, а человеческие… – Он вздохнул. – Всё гораздо сложнее.
Они вновь замолчали. От озера потянуло свежестью, и солнце качнулось, отыграло бликами на водной глади, будто нехотя покидало устойчивое зенитное положение. Девичьи фигурки вернулись к зданию аэропорта. Кеха, вновь проводив их взглядом, грустно процитировал:
– А лукавые ундины проплывают будто льдины. Берём? – кивая на вьючник, уже громко спросил он. Но, не дождавшись согласия, и, переменив тон, предложил:
– Паш, а не пойти ли нам утопиться в этом славном озерке? Обмоем сизифов пот.