Вороний парламент
Шрифт:
Когда двери лифта раздвинулись, он вышел первым, чтобы показать, где стоит его машина, но Пола положила руку на его плечо так же неожиданно, как это сделал он несколько минут назад.
– Стой, – приказала она.
– Что? – переспросил он полуудивленно-полураздраженно.
Пола повернулась, чтобы видеть его лицо. После нескольких секунд молчания она повторила свой приказ, произнеся слово по слогам, как будто говорила с тупицей.
– Сто-ять.
По проходу, разделявшему автостоянку, в их сторону шумно ехал небольшой электрокар, тянувший за собой цепь решетчатых контейнеров. Водитель восседал на своем месте, как ребенок в игрушечном
Пола пристально посмотрела на электрокар. Поначалу ничего не произошло, но затем машину дернуло и она начала набирать скорость. Обескураженный водитель сначала забеспокоился, потом испугался. Он лихорадочно нажимал и отпускал акселератор. Цепь контейнеров, извиваясь, загрохотала.
Гинсберг и Пола стояли рядом с лифтом, защищенные тремя рядами машин, другие же пассажиры явно подвергались опасности. Электрокар набирал все большую скорость, приближаясь к повороту, шедшему под прямым углом, за которым была следующая стоянка. Водитель изо всех сил пытался придать устойчивость своему составу, но он опасно раскачивался, извиваясь, как змея, и чересчур быстро двигался.
Человек, ставивший чемоданы в багажник своего автомобиля, получил сильный удар, в результате которого его ноги были буквально раздавлены о бампер, после чего бедняга отлетел в сторону. Он заорал от дикой боли, но его крики потонули в грохоте металлических контейнеров. Водитель беспомощно дергал рычаги управления. Электрокар изменил направление, и теперь его несло через проход прямо на машину, съезжавшую по центральному пандусу. Раздался скрежет тормозов и визг шин, но водитель машины, как бывает в подобных случаях, опоздал. Кар врезался в автомобиль, снеся фары и пробив решетку радиатора.
К тому моменту, когда электрокар достиг поворота, водитель был уже почти без чувств от страха. Удержаться на повороте оказалось делом безнадежным. Кар врезался в столб, зацепив при этом за передние бамперы трех припаркованных машин. Цепь контейнеров взвилась вверх, как ремень кнута, сминая автомобили, стоящие сзади, затем обрушилась на капоты других машин, разбивая вдребезги лобовые стекла. Когда Пола отвела взгляд, кар встал словно вкопанный.
Водитель вылетел вперед и, ударившись о бетонный пол, покатился по проходу. Люди бросились к несчастному, наступая на битое стекло, лежавшее повсюду. Раздавшийся хруст смешался с криками людей.
Гинсберг осмотрел поле боя, затем перевел взгляд на Полу. Его била дрожь – от ярости и ужаса. Она едва заметно кивнула, как бы спрашивая: «Ну как?» Сам не зная почему, он произнес в ответ нечто противоположное тому, что знал наверняка:
– Это не ты.
Она насмешливо улыбнулась:
– Ну, конечно, не я.
Такова была ее плата за презрительную улыбку, которой он наградил ее в лифте. Осторожно ступая по битому стеклу. Пола двинулась между изуродованными машинами.
– Надеюсь, наша машина стоит в другом конце, – бросила она. – Мне не хотелось бы застрять здесь, пока будут расчищать все это.
Они ехали в полном молчании. Пола без всякого интереса смотрела в окно, но, когда они въехали в город, ее внимание привлекли магазины и толпы людей, выплеснувшиеся на улицы в обеденный перерыв. Ей хотелось почувствовать, что она за границей. Время от времени она поворачивалась, чтобы получше разглядеть чью-то прическу или какую-то витрину. Как любой турист, она ощущала себя немного заинтригованной
Гинсберг нашел место поближе к дому, чтобы поставить машину, загнал ее задним ходом и выключил двигатель.
– Приехали, – сказал он.
– Отлично.
Пола ждала. Гинсберг не шелохнулся, словно и не собирался выходить из машины.
– Я знаю, что тебя проинструктировали, – сказал он. – Меня просили кое-что добавить и кое-что повторить. Пола жестом показала, что слушает его.
– Охранять тебя мы будем вдвоем. Второй – англичанин, его зовут Алан. Мы обязаны выполнять все твои желания: это касается посещения театров, кино, осмотра достопримечательностей. Ты не имеешь права выходить в город одна – только в сопровождении одного из нас, другой будет оставаться в доме для прикрытия. Данный распорядок будет действовать в течение всего срока нашего пребывания здесь. Никто не знает ни тебя, ни нас, поэтому все будет в полном ажуре, если будем вести себя тихо.
Он счел разумным промолчать о происшествии в аэропорте. О Герни тоже не обмолвился ни словом. Вряд ли в Вашингтоне ей стали бы рассказывать о Дэвиде Паскини, лжепохищении и других деталях этого кровавого дела. Скорее всего, ее наняли работать и она знала только то, что операция началась в Вашингтоне три недели назад.
Гинсберг продолжал:
– Вон то здание. – Он показал на едва видную с того места, где они находились, крышу над высоким деревянным забором. Место выглядело уединенным и было отделено от других домов с одной стороны дорогой, а с другой – пустырем. – Территория охраняется собаками, которые бегают в вольере, примыкающем к забору. С улицы их не видно, они не лают, поэтому не привлекают ничьего внимания. Это собаки-убийцы, к ним лучше не подходить. Они тебе не понравятся, даже если ты любишь собак. Естественно, в доме есть вход, но, поскольку с тобой всегда будет один яз нас, тебе ни к чему знать, где он. Все, что не сможешь купить, мы достанем, кроме наркотиков. Нам сказали, что ты покуриваешь. Что ж, кто этим не грешил. Но на сей раз никакого баловства. – Он достал из кармана пачку купюр в банковской упаковке. – Здесь пятьсот. Понадобится больше – нет проблем. Пока все. – Он пожал плечами. – Вопросы есть?
Пола провела пальцем по вееру банкнот.
– Не беспокойся о наркотиках, Гинсберг. Есть другие способы забалдеть. – Она сунула деньги в сумку. – Вам сказали, что я люблю играть?
Гинсберг покачал головой:
– Нет.
– Обожаю азартные игры. Вы сможете найти мне компанию для игры в покер?
– Нет проблем. – Он с любопытством посмотрел на нее. – Как самочувствие?
Она улыбнулась, и только теперь он увидел, как она была красива.
– Самочувствие отличное.
Герни специально опоздал на пятнадцать минут. Он остановился у входа в столовую членов палаты общин и осмотрел столы, выстроившиеся в ряд вдоль окон. Артур Медоуз выбрал стол в самом углу. Он сидел спиной к залу, опершись подбородком на руку, и не отрываясь смотрел на Темзу. Эдакая скромная знаменитость. Герни пересек зал и опустился на свободный стул рядом.
Медоуз покосился на него, не меняя позы. Он явно нервничал, о чем свидетельствовал холодный пот, проступивший на лбу.
– Вы что, садист? – спросил он. – Или вам не терпится покончить жизнь самоубийством?