Вороны вещают о смерти
Шрифт:
Я повернулась к Лихо, села напротив, решительно вздернув подбородок.
– Раз так… я хочу чувствовать боль. Лихо, сможешь прикоснуться к моей душе ещё раз?
– Уверена? – с сомнением нахмурился он, и я кивнула.
– Да, но не отпускай как можно дольше. Я хочу вспомнить все.
Чуть помедлив, он кивнул в ответ и потянулся к центру груди. Черные пальцы прошли сквозь мое полупрозрачное тело, как сквозь воду. От них исходил холод – хотя мы оба были одинаково неживые и холодные. А потом от боли потемнело в глазах.
Воспоминания обо
Когда-то он говорил, что духи боятся его из-за способности заставить пережить заново самые худшие моменты жизни. Но я не собиралась бежать от своей боли. Я надеялась ее использовать.
Когда он выдернул руку из моей души и картинки перестали мелькать в памяти, без сил я вцепилась в его мантию, зажмурилась. Потребовалось время, чтобы буря внутри чуть поутихла. И ещё немного времени, чтобы понять, что на этот раз в памяти всплыло кое-что новое. Потом подняла на Лихо затуманенный взгляд.
– Я вспомнила Томиру.
– Женщину, которую обвинили в колдовстве?
– При нашей последней встрече она сказала что-то вроде: “помогаешь даже после того, что я тебе сделала”. С тех пор я думала об этом, но вспомнила только сейчас.
Я потерла глаза, откинула с лица волосы и устало облокотилась о дерево рядом с Лихо. Нахмурилась. Почему-то сосредоточиться на воспоминании было сложно.
– Ребенком я часто гуляла одна из-за цвета волос. – Усмехнулась в ответ на вопросительный взгляд духа. – Рыжие волосы и жёлтые глаза – это ведь первый признак колдуньи. Ну и некоторые взрослые запрещали своим детям водиться со мной, так, на всякий случай. Однажды я вышла на лёд. Видимо, он был слишком тонким и проломился. Я свалилась в реку, но успела ухватиться за льдину прежде, чем течение унесло под лёд. Испугалась до полусмерти. Томира в тот момент стояла неподалеку. Она могла бы помочь или позвать кого-нибудь, но просто стояла и смотрела какое-то время, а потом развернулась и ушла. Она словно хотела моей смерти. Может, боялась, что вырасту в колдунью? Почему-то потом я напрочь забыла, что видела ее в тот день. Так странно. Оказывается, я много чего забыла.
– Но какой теперь в этом толк? Хочешь знать, к кому ещё являться по ночам?
– Нет. Или да. Подожди, я ещё не решила, на кого злиться.
Стоя у края леса, мы наблюдали, как медленно гаснет день. Плотные тучи низко висели над верхушками деревьев и тревожно завывал ветер, а из окрестных лесов доносился непрерывный шум, похожий на хлопанье сотен птичьих крыльев.
– Что-то происходит, – мрачно заметила я, глядя, как женщины спешно заносят в дом развешанные на просушку рубахи, а мужчины загоняют животных под навесы. – Что принесет эта грозовая ночь?
– Чувствуешь
Он хмурился, как и я. Но не потому, что его это тревожило, а потому что не мог понять, что происходит.
– Интересно... Или нет. Пока это не касается меня или мира духов, я встревать не собираюсь.
Селяне, словно тоже почуяв что-то нехорошее, прятались по домам, запирали двери и ставни. В избах жгли лучины или свечи в надежде, что крохотный огонек избавит от неведомого зла. Так было в каждую грозовую ночь.
Увы, но наивным простофилям, привыкшим всю жизнь полагаться на мудрость волхва, было невдомёк, что свечка, пара веток ежевики или запах чертополоха не сможет защитить ни от колдовства, ни от мстительного духа.
В траву упали первые капли ночного дождя. Тьма накрыла село, лишила людей власти, передав ее на короткое время нечисти. Я сразу ощутила, как наполняется силой тело и как внутри все трепещет от восторга в предвкушении момента, когда смогу эту силу применить.
– Что, снова со мной пойдешь? – обернулась я к Лихо, готовая покинуть дневное убежище.
Лихо усмехнулся, недобро сверкнув жёлтым глазом.
– По мне, может, не видно, но ужас того юнца забавляет меня. Я и сам собирался являться к нему в кошмарах, но у тебя на это прав больше. Хотя бы просто погляжу.
Я усмехнулась в ответ, а потом легко взмыла вверх, минуя заросли крапивы.
Из окрестных лесов полетели редкие крики ворон. Птицы вели себя необычно. Постепенно они облепили ветки деревьев по краю села, устроились на жердях и головах деревянных идолов. Они все прибывали и прибывали, пока их черная масса не образовала живой круг. Ждали чего-то, словно мухи, летящие на труп.
Чем ближе мы подходили ко двору сотника, тем явственнее ощущалось: на этот раз что-то не так. И не только в поведении ворон было дело. Птицы являлись всего лишь вестниками, следствием, а не причиной. Причиной же наверняка было колдовство. Но теперь, после смерти, мне больше не хотелось знать, кто на самом деле колдун и есть ли он вообще. Безопасность села и людей не должна волновать мстительного духа.
Перед избой я остановилась, нахмурилась и взглянула на Лихо. Он тоже сделался мрачным. Значит, наверняка уже все понял. А мне только предстояло разобраться, что говорит чутье нечисти. Одно я знала точно: нет здесь того, за кем я пришла. Это разозлило и озадачило. А потом…
Что-то новое потянуло меня к себе. Холодное и до боли знакомое. Я быстро обошла двор в поисках источника и остановилась напротив дровника. С силой дернула дверь, она ударилась о стену, вспоров грохотом ночную тишину и распугав ближайших ворон.
Внутри было так же темно, как и снаружи, но я видела. Видела привязанную к балке под крышей верёвку. Видела обмякшее, безжизненное тело. Видела поваленный пень под его ногами. Связанные за спиной руки. Пустые, затянутые пеленой голубые глаза.