Ворошилов
Шрифт:
«Нас (Михалкова и Эль-Регистана. — Н. В.) вызывают в Кремль, к Ворошилову.
Клим Ворошилов! В нашем представлении — легендарный полководец, с именем которого связано многое в истории нашей страны: период Гражданской войны, военные парады на Красной площади. Мы были тогда далеки от мысли, что не без его ведома, а подчас не без его прямого участия, уходили в небытие легендарные военачальники...
Итак, мы в Кремле.
— Товарищ Сталин обратил внимание на ваш вариант текста! — говорит, обращаясь к нам, Ворошилов. — Очень не зазнавайтесь! Будем работать с вами!
Перед маршалом
— Основа есть, — продолжает Ворошилов. — Но вот, посмотрите, замечания товарища Сталина...» [336]
Михалков пишет далее, что до поздней осени они с Эль-Регистаном были заняты доработкой текста.
26 октября состоялось прослушивание музыки Государственного гимна в исполнении Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной армии под руководством Александрова.
336
Михалков С. В., Михалков М. В. Два брата — две судьбы. М.: Центрполиграф, 2005. С. 43.
28-го главный редактор газеты «Сталинский сокол» бригадный комиссар В. П. Московский сообщает Михалкову и Эль-Регистану о срочном вызове к Сталину. Приехали в Кремль. Михалков описывает приёмную вождя: у стены, под портретами Суворова и Кутузова, длинный стол для совещаний; справа, вдали, столик с разноцветными телефонными аппаратами; за длинным столом в напряжённом молчании сидят «живые портреты»: Молотов, Берия, Ворошилов, Маленков, Щербаков; напротив стоит с листом бумаги в руках сам Сталин.
— Здравствуйте, товарищ Сталин!
Сталин не отвечает. Он явно не в духе.
— Ознакомьтесь! — говорит Сталин, протягивая Михалкову листок. — Надо кое-что изменить, добавить. Главное, сохранить эти мысли.
— Можно нам подумать до завтра? — робко говорит Михалков.
— Нет, нам это нужно сегодня. Вот карандаши, бумага... — приглашает поэтов к столу Сталин.
Они садятся напротив «живых портретов». Необычная обстановка смущает.
— Что, неудобно здесь работать? — спрашивает Сталин. — Сейчас вам дадут другое место.
Их проводят в комнату рядом с приёмной. Приносят чай, бутерброды...
Доработанный вариант текста был передан в ансамбль Александрова. Вскоре прошло генеральное прослушивание гимна, в целом он был утверждён без замечаний. После всех пригласили в гостиную правительственной ложи со щедро накрытым столом. Здесь присутствовали Молотов. Ворошилов, Калинин, Микоян, а также Михаил Борисович Храпченко — председатель Комитета по делам искусств, дирижёры Александр Шамильевич Мелик-Пашаев, Семён Александрович Чернецкий, Александр Васильевич Александров, композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович.
— Ну что же, по старому русскому обычаю надо «обмыть» принятый гимн! — говорит Сталин...
На следующий день Михалков и Эль-Регистан узнали, что они поощрены правительством — каждому к Новому году выдаётся на 500 рублей продуктов по твёрдым ценам.
28 ноября — 1 декабря 1943 года проходила Тегеранская конференция —
Ворошилов принимал участие в конференции в составе советской делегации третьим официальным лицом, после Сталина и Молотова. С одной стороны, как относящийся к элите власти, с другой — как военный специалист. Впрочем, Сталин основным экспертом по этой части взял начальника Оперативного управления Генштаба Сергея Матвеевича Штеменко; он должен был ещё обеспечивать делегацию необходимыми данными о положении на советско-германском фронте.
Время и место проведения конференции держались в строжайшем секрете.
Литерный поезд № 501 с государственной делегацией под покровом тайны выехал из Москвы 22 ноября. Сталин размещался в бронированном рессорном двенадцатиколёсном вагоне. Поезд проследовал через Сталинград и остановился в Баку. Из Баку делегация должна вылететь в Тегеран на двух самолётах Си-47 [337] под прикрытием истребителей.
Маршал авиации Александр Евгеньевич Голованов в мемуарах «Дальняя бомбардировочная...» рассказал, как осуществлялся перелёт.
337
С-47 — американский военно-транспортный самолёт, разработанный на базе пассажирского DC-3. В СССР эти машины обычно именовались Си-47.
«Прибыли в Баку, где я стал дожидаться сообщения о приходе поезда из Москвы.
Если память не изменяет, было четыре часа утра, когда мне позвонил Сергей Никифорович Круглов, начальник оперативного управления НКВД, и сообщил, что в пять часов я должен быть на вокзале. Не успел поезд ещё остановиться, как я услышал свою фамилию и направился к вагону, откуда меня позвали. Прошёл в салон, где кроме Сталина были Ворошилов, Молотов и Берия. Поздоровавшись, Сталин спросил, всё ли в порядке. Ответив утвердительно, я доложил, что погода, как говорится, по заказу. Кругом тихо, на всём маршруте безоблачно, болтанка отсутствует. Не часто можно дождаться такой метеорологической обстановки.
Выслушав меня, Сталин сказал, что имеется в запасе день. В Тегеране нужно быть завтра, и поэтому он предлагает мне слетать туда и вечером вернуться обратно, а завтра вместе полетим в Тегеран. Так как это не было прямым приказанием, я возразил и доложил, что такой редкостной погоды больше не дождёшься и нужно вылетать, чем скорее, тем лучше. Зачем подвергать себя возможным болтанкам или неустойчивой погоде, когда можно сегодня всего этого избежать?» [338]
Решение было принято. Самолёты поднялись в воздух один за другим в восемь утра. На первом, которым управлял шеф-пилот Берии полковник В. Г. Грачёв, летели Сталин, Молотов, Ворошилов, Берия и охрана; на втором, за штурвалом его сидел сам маршал Голованов, — обслуживающая группа.
338
Голованов А. Е. Дальняя бомбардировочная... М.: Дельта НБ, 2004. С. 355.