Воровка
Шрифт:
– Можно поговорить в моем…
– Здесь нормально, – произнес Эрик со звучным акцентом Старого Света. – Как он?
– Не очень хорошо, и я не думаю, что мы движемся в сторону его выздоровления. – Она скрестила руки на груди, а затем опустила их, потому что не хотела выглядеть так, будто она что–то скрывает или защищается. – Его неврологические функции нарушены и не восстанавливаются. Я говорила с Хейверсом и поделилась с ним всеми снимками, а также видео о поведении и эмоциональных реакциях, в том числе об изменениях, произошедших неделю назад. С наступлением кататонического состояния [8] ,
8
Кататонический синдром, кататония (др.–греч. – натягивать, напрягать) – психопатологический синдром (группа синдромов), основным клиническим проявлением которого являются двигательные расстройства. В структуре кататонического синдрома выделяют кататоническое возбуждение и кататонический ступор.
– Пришло время его отпустить.
Док Джейн моргнула. Во время перехода от роли человеческого хирурга к целителю вампирской расы ей пришлось привыкать ко многим вещам. Новая анатомия для изучения, новые реакции на лекарства и побочные эффекты, о которых нужно было знать, принципиально иная система кровообращения, а также проблемы с гормонами и беременностью, с которыми она никогда раньше не сталкивалась.
Ей также пришлось приспосабливаться к решениям, связанным с окончанием жизни. В человеческом мире ее сохранение – это императив, даже когда в этом не было смысла. Содействие самоубийству по–прежнему являлось проблемой этического характера, и только семь государств разрешали эвтаназию в рамках определенных условий. С вампирами? Нечто естественное.
Когда любимый человек страдает, и нет никаких шансов на улучшение, оказывалась последняя помощь. Тем не менее, сейчас речь шла не о домашнем животном, который дожил до конца своего жизненного цикла.
Джейн осторожно подбирала слова, желая быть честной и не настаивая на конкретном решении.
– Основываясь на всем, что я видела, и тестах, которые мы провели, я не верю в возобновление нормальной работы организма. Мы сделали все возможное, чтобы поддержать его организм после отказа от кокаина, но после приступа психопатического расстройства мы просто... мы его потеряли и не можем вернуть.
С какой стороны ни посмотри, ей было очень неудобно оставлять это решение за кузенами Эссейла. Было бы легче довериться их выбору, будь они расстроены. Или испытывали угрызения совестью. Беспокоились, правильно ли поступают?
А с их настроем? Ее тревожило, что они могли списать ее пациента, как сломанный тостер. И все же, согласно вампирским стандартам оказания медицинской помощи, она обязана предложить им, как ближайшим родственникам, возможность прервать жизнь Эссейла, если курс ухода за ним достиг точки невозврата.
Именно Хейверс, целитель расы, поднял этот вопрос, и ее инстинкты немедленно восстали против подобного, но в ней просто говорили отголоски человеческого прошлого. И она все еще продолжала находить некое противоречие в духовной концепции вампирского вида. В версии вампирской загробной жизни существовало убеждение, что ты не можешь войти в Забвение, – или то, что они считают Небесами, – если покончишь жизнь самоубийством. Тем не менее, если ты медленно умираешь, и особенно если сам не в силах принять решение,
Золотая середина заключалась в волеизъявлении. Если ты нажал на курок, это самоубийство. Если твой близкий и родной решает, что всё, хватит, достаточно? Это судьба.
Тем не менее, вопрос довольно скользкий, особенно если твой родственник мог быть зол на тебя за твои прошлые поступки и поведение. Например, взял в долг и не вернул. Ну, или этот родственник в принципе может быть далек от морально–этических норм и переживаний…как в данном конкретном случае.
Однако Эрик и Эвэйл, казалось, всегда поддерживали своего кузена, регулярно навещали Эссейла, немедленно перезванивали, получая от нее сведения об изменениях в его состоянии. Это должно было что–то значить. Так ведь?
Кроме того, где–то в глубине души она понимала, что Эссейл достаточно настрадался. Он приехал сюда, чтобы избавиться от наркотической зависимости, а через несколько месяцев после всех американских горок с самовредительством, галлюцинациями, параноидальными криками и вспышками насилия, он превратился в овощ с пульсом и поверхностным дыханием.
– Мне очень жаль. – Она по очереди посмотрела на два зеркальных образца лиц и тел. – Жаль, что у меня нет для вас хороших новостей.
– Мы хотим его видеть.
– Конечно.
Она потянулась к двери и замерла в нерешительности.
– Он все еще обездвижен. И я должна была... ну, вы помните, что нам пришлось побрить ему голову. Для его же собственной безопасности.
Открывая им дверь, Джейн всматривалась в лица близнецов, отчаянно надеясь увидеть в них что–то, что облегчит ее собственную совесть. Заверение, что ответственность за чужую жизнь в правильных руках... что их сердца каким–то образом принимали участие в решении.
Близнецы смотрели вперед, были подвижны только взгляды, все остальное застыло словно в статике. Они не моргали. Не дышали. Ни одного лишнего движения.
Джейн взглянула на пациента, чувствуя сокрушительную печаль. Хотя разум говорил ей, что она сделала все, что могла, сердце же рассматривало подобный исход как ее личную неудачу.
– Мне очень жаль.
После долгого молчания Эрик ответил без эмоций:
– Мы сделаем все, что нужно.
Глава 3
Сидя за рулем арендованного автомобиля, Витория Бенлуи изнывала от нетерпения. Долгая, очень долгая выдалась дорога. Длинный путь к этому северному штату Америки. Каким бестолковым был ее переезд оттуда, где она всегда жила, в место, где ей положено находиться.
По крайней мере, ее путь окончен.
Впереди, на острове, над уровнем моря возвышался пункт назначения, величественный дом расположился на подъеме как яркое заявление о том, что материальные ценности в процессе старения приобретали оттенок почтенности вместо претенциозности.
Особняк ее брата Рикардо не мог быть другим. Поднявшись с низов, он самоутверждался за счет всеобъемлющей иллюзии ложного аристократизма и зажиточности. Новый дом не для него. Никаких кричащих автомобилей. Чванливой европейской псевдоэлитарности.