Воровская корона
Шрифт:
— Что там? — грубовато спросил Кирьян с напускным равнодушием. Обижаться не стоило. Это была его обычная манера общения.
— Ездила на хазу. Комнаты грязноватые…
— Я не о том, надежная малина или нет? — сурово перебил ее Кирьян.
Елизавета Михайловна невольно поежилась — она знала взрывной характер Кирьяна, тот мог вспыхнуть даже от безобидного слова. Она помнила случай, произошедший полгода назад на одной из малин Хитровки. Один из жиганов вдруг неожиданно заявил, что атаман забирает себе большую
Шутить с Кирьяном тоже было нельзя, реакция его всегда была непредсказуема. Даже если он смеялся, то трудно было сказать, что поджидает остряка в конце разговора. И тем более странно было наблюдать, с какой нежностью относится Кирьян к Дарье. Даже его взгляд, всегда суровый, значительно добрел, стоило ему только посмотреть в ее сторону.
На мгновение мадам Трегубова задумалась. У Трубной площади, где обычно собираются извозчики, ей показалось, что она увидела Макара Хряща, наблюдающего за ней из-за угла. Поразмыслив, она не стала делиться с Кирьяном своей подозрительностью.
— В хате ничего особенного не заметила. Этот район я немного знаю… Темный он. Но легавыми там не пахнет.
— Место там есть, куда можно спрятать деньги? — по-деловому поинтересовался Кирьян, продолжая обнимать Дарью.
Присутствие девки было для мадам Трегубовой неприятно. Это значило, что ее, майданщицу, ставили на одну ступень с Дарьей. У нее таких «барышень» полный притон будет. И каждая из них называет Елизавету Михайловну не иначе как «мамка».
Видали мы таких красотуль!
— Хата небольшая, всего лишь три комнаты. Да и то одна больше на чулан смахивает. Но место для денег имеется.
— Кто там был из блатных?
— Когда я туда пришла, там три человека было — один хозяин, и еще двое в карты резались. Один из них уркач, когда-то на Хитровке ошивался, потом на каторгу угодил. Я его еще по тем временам знаю.
— Как зовут? — спросил Кирьян, неожиданно заинтересовавшись.
Елизавета Михайловна украдкой посмотрела на Костю Фомича, который уже успел спрятать кастет и теперь развлекался тем, что подкидывал на краю стола коробок спичек.
— Гаврила Голь.
Кирьян слегка качнул головой:
— Знаю такого. Значит, ты считаешь, что хата не паленая.
Кирьян вел себя по-барски. Даже интонации в его голосе сделались какими-то покровительственными. Многих жиганов подобные черточки в его поведении раздражали, но они терпели, крепко стиснув челюсти. После того, как упекли в ЧК Горыныча, Кирьян превратился едва ли не в единоличного хозяина Хитровки. К мадам Трегубовой, бывшей возлюбленной Горыныча, он относился неплохо. Мадам Трегубова во
— У меня нюх на легавых особенный, — похвасталась мадам Трегубова, — но я ничего такого не заметила.
— Легавый он! — неожиданно зло проговорил Макей. — Падлой буду — легавый! Это у него на роже вот такими буквами написано. И что-то уж больно подозрительно, корешей его ловят, а он от фараонов как заговоренный уходит.
— Брось, — отмахнулся Кирьян, — ты его невзлюбил, потому что в карты ему продул.
— Карты здесь ни при чем! Ты посмотри, как он держится! Жиганы так себя не ведут. А потом, уж слишком чистенький он какой-то.
Кирьян усмехнулся.
— А много ли ты о жиганах-то знаешь?
— Предостаточно, — глухо проговорил Макей и добавил угрюмо: — А только за спрятанного в рукаве туза на пику сажают, а он лишь хайло свое разинул.
Кирьян улыбнулся, он никогда не скрывал своей симпатии к этому молодому жигану. Объяснять ему, что он просил Хряща не трогать Макея, Кирьян не стал.
— Чего же ты беспокоишься? Может, еще и посадит.
— Как бы я его сам не посадил! — глаза Макея гневно вспыхнули. Охотно верилось, что так оно и будет.
— И это все? — едва ли не с укором спросил Кирьян у приятеля.
— Не знаю, как ты, Кирьян, но я тоже не очень-то верю этому питерскому, — вставил свое веское слово Степан. — Сам подумай, на кой ляд он к нам в Москву приперся, у него дел, что ли, в Питере нет? Петроград тоже хлебный город! Видите ли, банк захотел вытрясти, можно подумать, что их в Питере мало! Не знаю, как вы, жиганы, а я еще подумаю, стоит ли мне туда соваться.
— А ты что думаешь, Константин? — посмотрел Кирьян на Фомича.
Фомич небрежно подбросил коробок, тот дважды перевернулся и встал на попа.
— Питерский мне тоже не нравится, — солидно сказал Костя Фомич, — но жиган он путевый. Это сразу видно. Кто еще так хорошо может стирки метать, как не жиган? Таких, как он, фарт любит!
— Подстава это! — горячился Макей. — Он уши нам здесь шлифовал, когда о питерских делах рассказывал. Такие вещи мог только легавый знать!
Спор Макею давался нелегко, он заметно побагровел. Подразни его чуток, так он еще и за перышко схватится.
— Какой еще легавый! — продолжал спорить Костя Фомич. — Ты бы побрякушки его вспомнил, таким место только в Оружейной палате!
— Фраер он закорчеванный! — не сдавался Макей. — Он специально рыжьем светил, чтобы вес набрать! А потом, с какой стати ему чеканкой царской швыряться, если он настоящий жиган? Деньги, они счет любят! Приехал, взбаламутил всех, Кирьяна со Степаном пожелал видеть! И вел себя так, словно в нем осторожности ни на грош!
Костя Фомич взял коробок спичек и сунул его в карман, получилось это у него чуточку нервно.