Воровское небо

Асприн Роберт Линн

— Снова начинаю полнеть, — пожаловался Гансу мужчина за стойкой «Распутного Единорога». — На такой работе скорее расползешься во все стороны, чем умрешь с голоду. Так что мне еще повезло. А ты как? Это же личина, так ведь?

В тени широкополой шляпы Эбохорр не видел, как его собеседник закатил глаза.

— По идее да. Вот, держи.

Морщинистая коричневая лапка вложила в четырехпалую руку Эбохорра фальшивый тигровый глаз.

Бармен покосился на камешек.

— По-моему, Скарт, у тебя кусок кожи слез.

— Чертова краска! Стрик просил тебя отыскать,

где живет один тип. В общем, он хочет, чтобы ты рассказал мне.

Эбохорр кивнул, но непохоже было, чтобы это заявление привело его в дикий восторг.

— Понятно. Но я не нашел его. Этот парень сюда не заглядывал, и все мои попытки отыскать его логово ни к чему не привели.

Мне очень жаль, Ганс.

— Дьявол! А мне-то как жаль!

Скарт осмотрелся и остановил взгляд на моложавой женщине, которая скользила мимо столиков, разнося кружки, чашки и собирая плату.

— Силки неплохо выглядит. Чудно — я никогда еще не видел, чтоб на ней было столько надето! Как она работает, Эб?

— Хорошо работает. Многие посетители просто пищат от нее.

А она спокойно относится, если похлопают по заду, но терпеть не может, когда щиплются. Когда Харми недавно ущипнул ее, она расколотила об его башку почти новый кувшин. Залила его пивом с ног до головы и сшибла на пол, вот она какая! Потом заявилась ко мне и высказала все, что думала, — довольно громко, можешь мне поверить. Я сходил к боссу, и он вывесил вон то объявление.

Эбохорр указал подбородком на соседнюю стену. Ганс повернулся и удивленно охнул.

«ОТ ЩИПКОВ БОЛЬНО. УЩИПНИ — И ТЕБЕ БУДЕТ ЕЩЕ БОЛЬНЕЕ. ГАРАНТИРУЕМ.

Администрация».

— Эб…

— Умм?

— Чего там написано?

Эбохорр оторвал локти от стойки и повернулся к объявлению.

— От щипков больно, — раздельно и внятно прочитал он. — Ущипни — и тебе будет еще больнее. И подпись: «Администрация». — Он снова обернулся к Гансу, который не удержался от смешка. — То есть Стрик. Ну, и я, наверное. Надо спросить у него… Как ты думаешь, вхожу ли я в эту самую администрацию?

Длинное обвисшее перо закачалось на огромной шляпе.

— Лучше спроси у него самого. Эб, а Гралиса ты видел?

— А ты разве не слыхал? Он попытался нагреть не того человека. Он и еще несколько его друзей, хотя Гралис клялся, что он шел на дело в одиночку. Одним словом, свернули ему шею.

— Черт! Я-то думал попросить его мне помочь. — Ганс щелкнул коричневым дряблым пальцем по стойке бара. — Мне пора, Эбохорр. Спасибо. Ущипни от меня Силки.

Эбохорр уставился на пятно коричневой краски на стойке, потом поднял глаза на Скарта, который пробирался к входной двери, громыхая своей палкой по полу. Качнув головой, новый бармен протер стойку салфеткой, стирая свидетельство визита Ганса.

***

Двое юнцов привязались к старому калеке как раз тогда, когда он выползал из переулка на Серпантин. Молодцы оскалились в ухмылках, узрев несчастного старого придурка, который из последних сил цеплялся за свой посох, но все

же ковылял на хромых подкашивающихся ножках.

— Эй, дядя, а шляпка-то у тебя недурная!

— Я заберу это перышко себе, ку-ку! Тебе оно ни к чему.

— Эта шляпа — все, что у меня осталось в этом мире, — проскрипел голосок из-под полей шляпы. — Она не продается. Славные мальчики, не трогайте меня.

Юнцы заржали.

— А никто и не собирается ее покупать, — заявил тот, что стоял слева, и шагнул вперед.

— Представь себе, дядя, какой ужас, — добавил второй, что хихикал, тонко подвизгивая, — ведь мы вовсе не славные мальчики!

И тоже шагнул вперед.

— Не может быть! Ты — Хакки, сынок Синаба. А ты — Ахаз, младший братишка Саза, разве нет?

Парни замерли и переглянулись.

— Он нас знает! — громко прошипел Ахаз.

— Заткнись! — приказал Хакки. — Значит, добавим работы Чолли-клеевару.

Оба перевели дух, скрестили взгляды на калеке в огромной шляпе и бросились на него. Хакки выхватил нож.

Их жертва осталась полусогнутой, не распрямляя спины, но словно вдруг исцелилась от всех болячек. Ни один из хулиганов не распознал в его позе боевую стойку, пока старик не подцепил Хакки посохом между ног и изо всех сил не рванул его вверх.

Хакки с громким болезненным всхлипом втянул воздух, а жертва уже проделала танцевальное па и так врезала своим посохом по колену Ахаза, что тот, взвизгнув, рухнул наземь. Сперва, правда, с размаху врезавшись в каменную стену.

Когда через несколько минут они смогли собрать ноющие от боли части тела воедино, их добыча испарилась, словно растворилась в тенях.

— Старая тварь! — взревел Ахаз. — Вот это номер! Отделал нас, как последних сопляков!

И тогда Хакки пнул его по второй ноге.

И сам завыл, когда резкое движение отдалось невыносимой болью в распухших гениталиях.

***

Пару минут спустя старая тварь вновь пустила в ход свой посох — раздвинула бахрому из тридцати одной сирезской веревки, которыми был занавешен вход в низкосортный кабак под названием «Кабак Хитреца». Шаг вперед, стук посоха об пол. Старик оглядел плотную толпу выпивающих и балагурящих завсегдатаев. Еще один шаг, снова стук посоха — и он спустился в шумный, переполненный густыми ароматами главный зал.

Оуле, сражавшая мужиков наповал одним своим взглядом, уже сидела у кого-то на коленях, ее пышные формы распирали блузку, а в это время некая женщина в устрашающего вида юбке подавала им на стол. Длинноногий юноша в штанах с лампасами тащил поднос с пустыми кувшинами и глиняными кружками к стойке, за которой огромный человек в длинной кольчуге пытался водрузить тарелочку с большой поджаренной сосиской на миниатюрный подносик, пристроив ее между двумя бокалами с пивом. Его глаза так и стреляли во все стороны — по стойке, по заказчикам и официантам и, конечно же, не пропустили появления скрюченного старичка в дурацкой шляпе. К тому же старичок так гремел по вощеному дереву половиц своим посохом-переростком, что хотелось заткнуть уши.