Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
* * *
Дом, отведенный Шэчи и Ваньцин для их ночлега в компании мстительного духа, располагался на окраине села. Высокий и просторный, он явно принадлежал зажиточному крестьянину, и пусть он выглядел простовато, без обычных для городских домов черепичной крыши и резьбы на ставнях и стенах, заметно было, что живущая здесь семья заботится о своем жилище. Местные, провожавшие молодую пару, утратили всю враждебность — во взглядах, направленных на юношу и девушку, господствовало сожаление. Несколько сердобольных крестьян попытались отговорить Инь Шэчи от ночёвки рядом с заклятым серебром;
По мере приближения к цели, крестьяне начали вспоминать о срочных делах, и тишком расходиться. До самого места ночёвки молодой пары дошли лишь она сама, даос, да владелец дома, напуганного вида мужчина средних лет. Последний сунул Инь Шэчи связку медных ключей, и удалился, едва не срываясь на бег. Фан Цзумин налепил на оставленный у двери мешочек серебра бумажный талисман, произнес ещё одно заклинание, впечатляющее скоростью ритуальных жестов, звучностью слов, и могуществом призываемых сил. После, он бросил на Шэчи многообещающий взгляд, и удалился, оставив юношу и девушку осматривать их временное обиталище.
Изнутри, домик оказался уютным и обжитым. В главной зале виднелись следы поспешного исхода обитателей — остывающий чайник на обеденном столе, окруженный пустыми чашками; игрушечный барабанчик-погремушка, забытый на полу; незаконченное рукоделие с воткнутой в него иглой, лежащее на одном из стульев. Шэчи с женой, не сговариваясь, двинулись в спальню — им обоим не захотелось вторгаться в этот маленький мирок, ненадолго покинутый хозяевами. В спальне, Инь Шэчи усадил Ваньцин за стол, на который сгрузил кувшин с вином, и захваченную суму с их дорожной едой.
— Ты голодна? — спросил он девушку. — Или, быть может, хочешь омыть ноги? Я могу согреть воды.
— Не стоит, мой милый муж, — улыбнулась та с искренним довольством, снимая вуаль. — Давай лучше насладимся украденным тобой горячительным. Надеюсь, владельцы этого дома не обидятся, если бы попользуемся их чашками.
— И вовсе оно не украденное, — с притворной обидой отозвался юноша, направляясь на кухню за посудой. — Я пообещал оплатить его из нашей завтрашней добычи, — вернувшись, он поставил на стол две чистые пиалы, и, вскрыв кувшин, разлил по ним вино.
— Очень неплохо, — с удивленной улыбкой оценила напиток Му Ваньцин, пригубив из своей. — Соли в меру, и вкус мягкий. В Янцзячжуане имеется неплохой винокур.
— Небо благословило здешние горы множеством ключей с замечательно вкусной водой, — согласно кивнул Шэчи, также отдавая должное вину. — Видать, этой деревне также достались плодородные рисовые поля, — он достал из сумки полоску сушеного мяса, и, разделив ее пополам, протянул часть жене. Та, благодарно улыбнувшись, закусила.
— Тебе не кажется, что тот негодный даос выглядел слишком уж довольным? — расслабленно спросила она. — Он словно хотел заманить нас на ночлег в этот домишко. Что, если он задумал некую пакость?
— Воин из него никчемный, — подумав, ответил Инь Шэчи. — Отравить нас он не сможет — вино было запечатано, а пищу мы принесли свою. Если же он задумает напасть на нас ночью, я живо объясню этому Фан Цзумину всю его неправоту — у меня чуткий сон.
— То-то я не могла тебя добудиться тогда, в Цзянъяне, после первой нашей ночи вместе, — звонко рассмеялась Ваньцин. Ее карие глаза глядели на мужа с задумчивым интересом, а полные губы изгибались в легкой улыбке.
— Та ночь
— Я люблю тебя, моя прекрасная жена, — тихо промолвил он. — Всякий раз, когда я смотрю на тебя, меня наполняют радость и восхищение твоей красотой, — он потянулся к ее лицу, и ласково коснулся ее губ своими. Горячее дыхание девушки на краткий миг обожгло его, когда их поцелуй прекратился. Ясные очи Ваньцин возбуждённо блестели, а ее руки, неведомо когда избавившиеся от перчаток, крепко сжимали плечи юноши.
— Твои глаза сияют чистейшими турмалинами, — жарко зашептал он, гладя ее щеку. — Твой лик подобен белому нефриту, губы — кораллам, а волосы — водопаду великолепного оникса. Ты — величайшая драгоценность под небесами, — Му Ваньцин прерывисто вздохнула, придвигаясь ближе к мужу.
— Зачем ты говоришь мне так много льстивых слов? — скованно спросила она, глядя с неожиданной робостью. — Ты хочешь, чтобы я загордилась?
— Вовсе нет, — шепот юноши по-прежнему был серьёзен и тих. — Я всего лишь хочу облечь в слова хоть часть того обожания и преклонения, что овладевают мной, когда ты рядом, — он наклонился к лицу девушки, и та потянулась ему навстречу. Их губы встретились в жарком поцелуе, и они забыли обо всем на свете, с головой погрузившись в обоюдную страсть.
* * *
Инь Шэчи бережно укрыл одеялом уснувшую жену, и, полюбовавшись ее умиротворенным лицом, поднялся с кровати. Несмотря на приятную истому во всем теле, юноша не торопился укладываться спать — отчего-то, сон не шел к нему. Натянув нижнее белье и штаны, он прошел к столу, и рассеянно оглядел початый кувшин вина; подумав, он все же отвернулся от горячительного, и, устроившись на стуле, предался размышлениям. Шэчи ни на миг не пожалел о своем участии в короткой войне с Ляо — наоборот, при мысли о его и Ваньцин вкладе в общую победу, он ощущал гордость и довольство. Новые знакомства в виде братьев Ю и семейства Шань, что стали ему боевыми товарищами, подарок генерала Ханя, и прославление имени секты также приятно грели его душу. Одно лишь не давало покоя юноше — его жена ничего не приобрела от их похода. Шла третья неделя ее расставания с учителем, и Шэчи был уверен, что незнакомая ему Цинь Хунмянь порядком обеспокоена пропажей ученицы. Он в свое время узнал из первых рук, как материнское сердце может разрываться от тревоги за любимое чадо, и даже ощутил это на своей шкуре — госпожа Бянь Хунъи тогда не погнушалась лично взяться за розги. Юноша подозревал, что матери-одиночки, неважно, приемные или нет, подвержены сему недугу не меньше любого почтенного матриарха семейства.
Они с Му Ваньцин двигались в направлении Юньнани, рассчитывая пересечь Шэньси и Сычуань менее чем за неделю, и достичь округа Нэйцзян, что лежал совсем неподалеку от границ царства Да Ли. Там они возобновили бы поиски учителя девушки, и, по их успешному завершению, намеревались заглянуть на гору Улян. Инь Шэчи начал было раздумывать о том, как облегчить их розыски неуловимой Цинь Хунмянь, как его мысли прервал донесшийся снаружи громкий скрежет, подобный звукам, что могли бы издавать очень большие когти, царапающие оконную раму.