Восемь лекций по йоге
Шрифт:
Сила растет быстрее, чем желание. Мальчишка, у которого нет денег на покупку оловянных солдатиков, находит работу, чтобы заработать эти деньги, но к тому времени, когда он их зарабатывает, оказывается, что вместо солдатиков ему нужно что-то другое — и, по всей вероятности, то, на что его средств явно не хватает.
Такова блистательная история всего духовного развития! Человек никогда не перестает принимать воздаяния.
Но вернемся к существу обсуждаемого вопроса. Дхьяна во многих отношениях напоминает самадхи. Есть слияние эго и не-эго, потеря ощущения времени, пространства и причинно-следственных связей. Двойственность в любом виде уничтожается.
Представление о пространстве — на представлении о двух несовпадающих событиях, а представление о причинно-следственных связях — на представлении о двух связанных событиях.
Эти дхьянические состояния идут вразрез с состояниями нормального мышления; но в самадхи они намного более заметны, чем в дхьяне. Если в дхьяне это кажется простым слиянием двух вещей, то в самадхи это выглядит так, словно все сущее несется навстречу друг другу и сливается. Можно сказать, что в дхьяне это качество все еще было нераскрытым, что Одно существующее противопоставлялось Многому несуществующему. В самадхи Много и Одно сливаются в единстве существующего и несуществующего. Это определение получено не в результате размышлений, а извлечено из глубин памяти.
Далее, овладеть умением и мастерством дхьяны относительно легко. Со временем можно научиться входить в это состояние и без предварительной практики. Глядя на это под таким углом зрения, можно примирить оба значения слова, которые обсуждались нами в предыдущей части. «Снизу» дхьяна производит впечатление транса, и это переживание настолько грандиозно, что нельзя даже представить ничего более величественного, хотя «сверху» оно кажется простым состоянием сознания, таким же естественным, как любое другое. Брат Пердурабо, еще до вхождения в самадхи, писал о дхьяне: «Возможно, в результате интенсивного контроля прекращается нервное возбуждение. Это мы называем дхьяной. Самадхи, насколько я понимаю, — это всего лишь расширение масштабов дхьяны».
Через пять лет он бы с этим не согласился. Он бы определил дхьяну как «течение сознания одним сплошным потоком от эго к не-эго без осознавания того и другого, сопровождающееся нарастающим изумлением и блаженством». Он может понять, как самадхи становится естественным результатом дхьяны, но не в состоянии с такой же уверенностью назвать дхьяну предпосылкой самадхи. Возможно, он в действительности не знает, какие условия вызывают самадхи. Он способен войти в дхьяну по собственному желанию через несколько минут работы; а часто это случается совершенно спонтанно. Но, к сожалению, с самадхи так не проходит. Может быть, он и способен входить в самадхи по собственному желанию, но все равно точно не знает, как это происходит и как долго он может в нем находиться; и потом он не уверен, входил ли он вообще в самадхи.
Человек уверен, что может прошагать милю по ровной дороге. Он знает состояние дороги, и чтобы помешать ему пройти, должно произойти какое-то чрезвычайное происшествие. Утверждение: «Я взошел на гору и знаю, что взойду на нее снова», — менее убедительно. Могут возникнуть разные более или менее вероятные обстоятельства, любое из которых может помешать восхождению.
Итак, мы действительно знаем, что если мысль остается единичной и неподвижной, наступает дхьяна. Мы не знаем, достаточно ли усиления дхьяны, чтобы вызвать самадхи, или же для этого требуются некоторые дополнительные условия. Одно дело научная теория, и совсем другое — практика.
Один автор утверждает (если
Другие авторы склонны предполагать, что самадхи наступает в результате медитации на предметах, которые сами по себе обладают ценностью. Например, Вивекананда говорит: «Думай о любом священном предмете», — и поясняет это так: «Это означает, что нельзя думать о нечестивом предмете»(!).
Брату Пердурабо не хотелось бы говорить со всей уверенностью, входил ли он когда-нибудь в дхьяну, медитируя на обычных предметах. Он бросил эту практику через несколько месяцев и медитировал на чакрах. К тому же дхьяна стала для него настолько обыденной практикой, что он перестал делать о ней записи. Но если бы он захотел войти в дхьяну сию минуту, он бы выбрал нечто, внушающее «благоговейный страх», «священный трепет» или «изумление».
Пожалуй, это будет изменой скептицизму, который лежит в основе нашей системы, если мы признаем, что «что-то» может быть лучше «чего-то» другого. Но давайте рассуждать так: «А — это вещь, которую этот человек считает «священной». Поэтому для этого человека вполне естественно на ней медитировать». Избавьтесь от эго, наблюдайте за всеми своими действиями так, словно их выполняет кто-то другой, и вы на девяносто девять процентов избежите хлопот, которые вас поджидают.
Нет никаких видимых причин, препятствующих наступлению дхьяны, если вы думаете при этом о морской свинке. Но постоянное упоминание брата Пердурабо об этой свинке как о типичном объекте его медитации не следует воспринимать слишком буквально. В его записях о медитации нет никаких упоминаний об этом замечательном зверьке.
Было бы полезно организовать исследования для выяснения условий наступления самадхи. Но, судя по всему, в настоящее время нам никто не мешает отдать дань традиции и использовать те же объекты медитации, что и наши предшественники. За одним-единственным исключением, о котором мы поговорим в свое время.
Первый класс объектов для серьезной медитации (в противоположность подготовительной практике, в которой человек должен придерживаться простых опознаваемых объектов, чью узнаваемость легко поддерживать) составляют различные части тела. Индусы разработали сложную систему анатомии и физиологии, которая не имеет явного отношения к анатомическому театру. Видное место в этом классе занимают семь чакр, которые описаны в любой книге по йоге. Есть еще и различные «нервы» г в равной степени мифические.
Второй класс — это объекты посвящения, такие, например, как архетип или форма Божества, или сердце вашего Учителя, или любого другого человека, которого вы глубоко уважаете. Эта практика не приветствуется, поскольку построена на предвзятых суждениях разума.
Вы можете также медитировать на ваших снах. Это звучит суеверно; но суть состоит в том, что вы уже склонны, независимо от вашей сознательной воли, думать о таких вещах, и со временем вам все проще думать именно о них, чем о чем-то другом. Вы можете также медитировать на том, что особенно вам приятно.