Восемь минут тревоги (сборник)
Шрифт:
— Задача остается прежней: банда должна быть ликвидирована или захвачена в плен. Никто не должен уйти. Ясно всем? Минеры — вперед! Хаятолла, веди.
Мальчик не без труда разглядел со столь далекого расстояния начало звериной тропы у подножья, указал на нее командиру:
— Сразу за валуном — первая мина. Всего их пять.
— Ясно, — кивнул Рашид. — Нас наверняка уже заметили и приготовились, ждут, — обернулся командир к Олиму. — Тем лучше. Сил у нас хватит. Не справимся сами, шурави придут на подмогу, они предупреждены и держат связь. — Для контроля и собственной уверенности Рашид включил портативную рацию, назвал пароль
Растянувшись изломанной цепью, бойцы ринулись в горы, и Хаятолла, не дожидаясь, пока его подстегнет команда, занял место по правую руку Рашида.
Только в первые минуты он ощущал босыми ступнями боль прежних ушибов и ссадин, но едва начался подъем, боль исчезла и забылась. Скорее всего, ее поглотила забота, как бы не отстать от остальных, не потерять из виду командира.
Первое время их выручало, что тропа проходила по крутому, скрытому от посторонних глаз склону горы, поэтому идти можно было без задержки и, главное, не опасаясь пока внезапного огня. А если душманы разгадают их хитрый маневр и выдвинут встречный заслон?.. Думать об этом Хаятолле не приходилось, а мешать своими домыслами и сомнениями командиру он не рискнул — помнил сказанное сердито Олимом: «Сиди и не дергайся». Значит, оставалось одно: пока позволяет тропа и обстановка, пока бойцы батальона идут, двигаться без задержки вперед.
Сознанием мальчик ощущал, что участвует в нешуточном, большом взрослом деле, что сам выступает у них проводником, и это наполняло его сердце и отвагой, и гордостью. И лишь где-то глубоко-глубоко тяжело давила мысль, что, может быть, скоро, через каких-нибудь полчаса, если повезет, он встретит отца, увидит того, кто причинил ему столько страданий и горя…
— Хаятолла, не увлекайся! — сдержал его внезапный бросок вперед пронзительный, резкий голос Рашида.
На остром скальном выступе впереди мальчик заметил грифа. Огромная неопрятная птица сидела нахохлившись, словно была возмущена и недовольна беспорядочным движением людей, с шумом вторгшихся в эти знойные голодные горы и нарушивших ее покой. Прогнать бы ее, чтобы не навлекала несчастий…
— Побереги свою голову, Хаятолла, — снова долетел до мальчика командирский голос. — Она нам еще понадобится. Не забыл, где заложена третья мина?
Еще бы ему не помнить! Именно тут он едва не поплатился за свое любопытство. Уйдя подальше от ханских глаз, от отца, встреч с которым сторонился и избегал, Хаятолла тогда слишком близко придвинулся к краю укрытия, откуда, привлеченный необычной возней бандитов, наблюдал за постановкой мин, и несколько камешков, щелкая о скалы, скатились на джейранью тропу. Один из минеров, наверняка получивший приказ хана заложить мины тайно, почти наугад полоснул автоматной очередью по вершине. Хаятолла вовремя успел пригнуться и пустился наутек. И теперь ему не помнить о третьей мине!..
— Там натягивали какие-то проводки, командир! — стараясь басить, проговорил он, но голос сорвался и выдал нетерпеливое его торжество, что нужен он этим людям с оружием, что они без него — никуда. — Тоненькие такие проводки, почти незаметные.
— Разберемся, малыш. Мы тоже кое-чему научились за эти годы. Верно я говорю, рафик Олим?
Он кивнул, и два немногословных, неулыбчивых минера со щупами в руках отправились к указанному месту, чтобы сделать безопасным проход. Остальные укрылись от возможного взрыва и случайных
Зорко следивший за двумя храбрецами гриф при их приближении медленно, нехотя снялся с насиженного места и поплыл в сером выгоревшем небе, похожий из-за раскинутых в стороны крыльев на черный крест.
Вот минеры справились со своей задачей, показали издалека, что проход свободен, и почти одновременно с их знаком сверху длинно, веером, простучал по наступающей цепи вражеский пулемет.
— Вот шакалы, и поработать как следует не дадут, — сплюнул Рашид набившуюся в рот пыль. — Уже обнаружили. Аулиакуль, — позвал он через плечо, — ответь-ка им, чтобы впредь мешать было неповадно.
Откуда-то, словно из-под земли, выступил вперед хитроглазый дед с немыслимо громадным ружьем, увенчанным раструбом на конце, ахнул из своего древнего орудия так, словно рядом разорвалась граната, и тотчас с гребня скалы, ударяясь о камни, свалилось на тропу обмякшее тело душмана, а еще мгновение спустя, глухо клацнув затворной рамой, упал его пулемет с наполовину расстрелянной лентой.
Наблюдавший за этим поединком Хаятолла не успел не то что испугаться, но и толком все разглядеть.
— Молодец, Аулиакуль, — похвалил Рашид деда. — На зря форму носишь. Одного прихлебая Ахмет-хан уже недосчитается. И до остальных, дай срок, доберемся.
Шальная веселость слышалась в его голосе, и Хаятолла, отныне доверяясь во всем командиру, тоже с готовностью рассмеялся, незаметно погладил рукою увесистый свой ТТ.
— Поспешите, бойцы, — обрывая внезапную задержку в движении, поторопил остальных Рашид. — Там теперь зашевелятся и нам покоя не будет.
Покоя и впрямь не стало. Через минуту еще один пулеметный ствол просунулся в каменную щель наверху, но Рашид, вовремя заметив блеснувший на солнце металл, был начеку и сам, не перепоручая никому, сбил из автомата почти невидимую за укрытием фигуру; убитый душман упал там же, где и лежал, и лишь пулеметный ствол, будто простая коряга, уперся торчком в безликую глубину неба, прямо в белый круг солнца, надолго застрявший над горой.
Пекло уже невыносимо, и жажда снова сделала язык Хаятоллы неповоротливым, толстым, словно подметка солдатского башмака.
— Лови! — чудом догадавшись о сокровенном желании мальчика, бросил ему Олим флягу, и Хаятолла ловко поймал на лету полный сосуд, обтянутый грубым толстым сукном. — Оставь у себя, пригодится.
Дальше, сопровождаемые автоматными очередями высланных раньше бойцов батальона и штурмующих высоту по склонам, пробирались уже осторожней, потому что знали: и у душманов, кроме этой тропы, ничего в запасе нет, а значит, и прорываться, если их зажмут, они будут здесь.
Мало-помалу добрались до четвертой, очень хитро укрытой мины. Теперь отвечать на выстрелы приходилось гораздо чаще: Ахмет-хан, хотя еще не приспело время большой, настоящей схватки, людей не жалел. Верно Олим говорил: для него люди — дорожная пыль, мусор, который не стоит и взгляда… Да и что еще главарю оставалось делать, если главную его надежду — технику, тщательно укрытую в расселинах у подножья, — давно обнаружили и захватили вместе с водителями сорбозы!
Рашид тем временем что-то упорно отыскивал глазами, намечал одному ему ведомую цель. Наконец он нашел то, что искал — ровную площадку, перед которой защитной преградой вставала, заслоняя от душманов, горная гряда.