Восемь пуль людоеду
Шрифт:
Антон беззвучно усмехнулся.
– Тройка, – сказал он пьяным голосом.
– Что? – не поняла Ирина.
– Я говорю, что твоя попытка разыграть участие тянет на троечку. – Пожалуй, если бы Антон не старался скрыть свое опьянение, то его речь была бы разборчивей. – Или даже на три с плюсом. Поздравляю, ты делаешь успехи, Птичка!
Он театрально похлопал в ладоши.
– Прекрати, – сказала Ирина строго. Она не любила, когда кто-нибудь называл ее этим старым прозвищем, даже если это был ее родной брат. – Не смей так со мной разговаривать!
–
– Сопляк! – Ирина повернулась к Фомину. – Николай Егорович, можно я поговорю с братом с глазу на глаз?
– Конечно, конечно! – Фомин, закусив сигарету, потряс спичечным коробком, проверяя наличие в нем спичек, и направился к двери. – Я буду тут, в соседнем кабинете.
– Марк, ты слышал – я сказала, с глазу на глаз!
– Извини, Ира, – Руднев не двинулся с места, – но сейчас не то время, чтобы вести личные разговоры. Давайте условимся: сейчас мы будем заниматься только делом, а сантименты и ваши личные душевные порывы оставим на потом. – Он подошел к Антону и поводил перед его глазами указательным пальцем. – Ты вообще хоть что-нибудь соображаешь? Или будет лучше, если ты сперва проспишься? Мне нужна твоя полная откровенность. И взаимопонимание.
– Пошел к черту, – сказал Антон с недовольством. – Ирка, что это за тип? И почему я должен с ним откровенничать?
– Не груби, – сказала Ирина. – Это Марк Васильевич Руднев, мой адвокат. С этой минуты он и твой адвокат тоже.
– Ах, Руднев… – Антон склонил голову набок, с интересом оглядывая адвоката. – Так вот ты какой, северный олень… Наслышан, наслышан. Это я дал ментам твой телефон – знал, что ты сразу обо всем расскажешь Ирке. И, как обычно, я угадал.
– Я так и думал, – сказал Руднев. – Ты куришь, Антон?
Антон курил.
– Тогда вот возьми сигарету и сядь на стул, нам с тобой есть о чем поговорить. Ирина, ты тоже сядь, возможно, разговор будет долгим.
Усадив брата с сестрой на стулья, Руднев сам пристроился на угол стола.
– Теперь давай договоримся: мне совсем неинтересно, какие у тебя были отношения с этим Медведевым, и, вообще, за что ты его пристрелил. Больше меня интересует: кто был этому свидетелем, насколько он был вменяемым и какие есть возможности, чтобы опровергнуть его показания.
Антон смотрел на Руднева с легким недоумением и методично взмахивал ресницами.
– Итак, – продолжил Руднев, – сегодня около часа ночи ты ворвался в квартиру Медведева Олега Ивановича, известного также под кличкой Зубастый, и выпустил в него восемь пуль из пистолета «беретта». К слову, Зубастому вполне хватило бы и одной пули, но ты был за что-то так зол на него, что добавил еще семь. Впрочем, твоя злость меня пока тоже не интересует. Мне интересны подробности, на которые, возможно, ты не обратил внимания поначалу, но которые нам с тобой сейчас и предстоит выяснить.
Руднев соскочил со стола, сложил руки за спиной и прошелся по кабинету, от двери до окна.
– Каким образом ты проник в квартиру, Антон? Отмычки? Или у тебя был ключ?
–
– В час ночи? – Руднев засомневался. – Вот так просто взял и открыл?
– А что еще ему оставалось делать? Ждать, когда я вышибу дверь? Или открою стрельбу прямо через нее?
– И он сразу открыл дверь?
– Конечно… Впрочем, нет, не сразу. Он открыл только через минуту. Отлучился, я думаю, чтобы надеть халат и взять пушку.
– У Зубастого был пистолет?
Вместо ответа Антон только хмыкнул.
– Я не так поставил вопрос. У Зубастого пистолет был при себе, когда он открыл тебе дверь?
– Естественно. Только это не пистолет – у него был револьвер, «магнум» сорок пятого калибра.
– Так-так-так, для нас это хорошо, особенно если за этим «магнумом» тянутся красные следы. Ты не в курсе, Антон, – за ним не тянутся красные следы?
И снова Антон только лишь хмыкнул. Подобные вопросы, вероятно, казались ему слишком банальными и даже глупыми, чтобы вызвать серьезное к себе отношение.
– Хорошо, и что было дальше?
– Как только он приоткрыл дверь, я ударил в нее плечом и вломился в квартиру. Он упал на пол, и я его расстрелял.
– Это произошло в прихожей?
– Да, прямо в прихожей.
– А где в это время находилась супруга Зубастого?
– Супруга? – Антон презрительно хмыкнул. – Это Сонька Губа, она супруга каждому, кто заплатит. И когда я завалил этого гада, она не сильно печалилась. Больше испугалась, все ждала, когда я за нее примусь, тряслась, как осиновый лист. Может, со страху ментов и вызвала – в другое время никогда бы не стала, но тут, видно, подумала: пан или пропал. И решила рискнуть.
– Где находилась эта Сонька Губа, когда ты стрелял в Зубастого?
– В постели, где же еще? Спала уже, да выстрелы разбудили. Когда я вошел в спальню, она хотела завизжать, но я ей пригрозил…
– Каким образом?
– Собственно, я и не грозил даже, а просто показал пистолет и покачал головой, но она меня прекрасно поняла. Кричать, по крайней мере, не стала.
Руднев перестал наконец расхаживать от двери к окну, остановился у стула, на котором сидел Антон, и присел на корточки.
– А сейчас, Антон, постарайся припомнить расположение комнат в квартире Зубастого. Только внимательно, как можно точнее.
– Ну и?
– Скажи, находясь в спальне, лежа в постели, можно видеть, что происходит в прихожей?
– Н-нет, – сказал Антон неуверенно. Потом добавил уже более окрепшим голосом: – Нет, это невозможно. Во-первых, дверь в спальню была прикрыта…
– Прикрыта или закрыта? – перебил его Руднев.
– А что, есть какая-то разница?
– Огромная. Если дверь закрыта, то это значит – заперта так, что никто не сможет увидеть, что происходит за ней, и тем более не сможет проникнуть. А если она всего лишь прикрыта, то всегда есть шанс что-нибудь подсмотреть в оставшуюся щель. Понимаешь?