Восемь жизней
Шрифт:
– Эдуард, не говори так! – оборвала меланхоличную речь художника Ирен, - Ты же сам говорил, что не любил жену. И ты создал что-то наиболее важное, чем ребёнок. Ты создал произведение искусство, которое будет жить вечно. Даже самые плодовитые рода угасают, а те малочисленные отпрыски, что живут и по сей день, только и могут, что гордиться заслугами предков, не стоя при этом сами по себе и реснички дедов и прадедов, вершивших историю.
– Что мне до истории, если в лично в моей жизни нет счастья?! – злобно перебил Эдуард, - Ирен, ты никогда не понимала, что
– Однако ты не выгонял меня, - незаметно улыбнулась женщина в бордовом платье.
– У меня не было выбора: нужно было закончить работу. Я не раз жалел, что оставил тебя.
– Знаешь, - Ирен словно не слышала его ответа, - Ты говоришь, что все эти годы прошли зря. Но даже если так, есть ли смысл это обсуждать? Ведь ты сам сказал, что ничего не изменишь. Тогда лучше начни жизнь с этого момента, пока есть время.
– Не могу.
– Почему?
– Не умею.
– Дурак, - весело отозвалась Ирен.
– Я знаю.
– Не начинай.
Между старыми знакомыми вновь повисла пауза.
– Я не просто так тебя искала, - наконец нарушила тишину бывшая натурщица, - Я хотела сказать то, что должна была сказать давно…
– И что же? – нетерпеливо спросил Эдуард.
Ирен чуть помолчала, а затем произнесла:
– Я люблю тебя.
Она быстро поцеловала его, а затем убежала обратно в здание, как делают юные неопытные барышни, чего никак нельзя было ожидать от такой женщины, как Ирен.
Эдуард усмехнулся и зашёл следом. Он знал, что испытываемые Ирен чувства – не что иное, как ампор48.
***
– Дамы и господа, спешу представить вашему вниманию скульптуру «Венера» работы достопочтенного Эдуарда Кейнера!
Присутствующие в зале мигом обернулись и застыли, рассматривая детали величественного изваяния рук истинного мастера. Результат скрупулёзной работы Эдуарда пришёлся по душе сильным мира сего.
– А вот и сам господин Кейнер! – указал ведущий на входящего в залу художника, более походящего на нежданно заглянувшего в надежде на ночлег нищего.
Богатые и знаменитые мужчины и женщины зашептались, пристально и с некоторым укором, а иные – восхищением, глядя на автора, приведшего в изумление даже самых ярых скептиков.
Спустя мгновение толпа сконцентрировалась вокруг скульптора, донимая его наивными вопросами и льстивыми похвалами.
Эдуард стремился узнать среди множества неизвестных ему лиц Ирен, но попытки остались тщетными.
Под конец, когда удовлетворённые зрители разошлись, Эдуард почувствовал недомогание. С каждой секундой боль усиливалась, и новоиспечённая звезда была вынуждена променять аллею славы на жёсткую кровать в маленьком доме на улице Grianestraat.
Ars long a, vita brevis est
Проснувшись, Эдуард встретил взволнованный взгляд Ирен.
– Он проснулся. Он проснулся! – закричала она тут же радостно.
– Ирен?
– Смотрите-смотрите, он не спит! Он очнулся!
Немолодая женщина радовалась, словно
– Ирен, что происходит? – с видимым спокойствием промямлил Эдуард.
– О, Эдуард, я так рада. Последние два месяца ты был в коме. Врачи говорили, что ты не проснёшься… Но ты проснулся! Я потеряла всякую надежду, но ты разрушил мои страхи и сомнения.
Ирен, странно улыбаясь, крепко обняла и расцеловала ничего не осознававшего Эдуарда. Мужчина не мог поверить в услышанное, но более всего его тревожил ответ на иной вопрос. Почему он слышит, но не видит Ирен?
Женщина лепетала ласковые речи в адрес любимого. Эдуард будто стал жертвой Горгоны.
На радостные возгласы Ирен примчался врач – Йоннес Баккер.
– Ирен, это вы кричали? – холодно спросил он.
– Да, господин Баккер, Эдуард проснулся! – воскликнула Ирен с наркотическим блеском в глазах – характерным эффектом, оказываемым каплями бешеной вишни.
– Действительно…
Врач устремил задумчивый взор в сторону пациента.
– Что ж, с пробуждением, господин Кейнер. Скажу вам по правде, никто из моих коллег и, в том числе, я не были уверены в вашем выздоровлении. Однако вы превзошли все наши ожидания и опасения…
– Кто-нибудь объяснит, что происходит?! Где я? Почему я ничего не вижу?! – раздражённо прервал врача Эдуард.
– Я понимаю ваше недовольство, господин Кейнер. Дело в том, что на вечере открытия вашей персональной выставки в Городском музее один из ваших недоброжелателей, вероятно, с целью убрать вас с пути подлил в ваш бокал метанол, однако мы успели вас спасти (не без помощи вашей дорогой подруги). Но, к сожалению, мы не сможем вернуть вам зрение.
В добавок ко всему, Эдуард мгновенно онемел. Он вспоминал подробности рокового вечера в надежде выловить из океана памяти лицо злостного преступника.
– Ирен, благодарю тебя, - еле проговорил Эдуард и после, истощив запас вернувшихся к нему сил, бывший скульптор уснул.
Когда Эдуард очнулся, Ирен не было рядом, как и не было рядом её тепла и нежности.
***
Минуло две недели, как Эдуард вернулся домой. Поначалу Ирен каждый день наведывалась к художнику, дабы оказывать необходимую помощь собрату по духу. В конце концов, она стала приезжать к нему раз неделю, далее – раз в месяц, оставляя Эдуарда всё чаще наедине с собственными мыслями. Он жил воспоминаниями, и ничто не могло вывести его из этого состояния.
Натурщица осуществила свою давнюю мечту: она открыла своё дело, заключающиеся в продаже наивкуснейших в стране булочек с маком. Помимо этого, на досуге Ирен занималась фотографированием видов природы и города, которые расходились на рынке любителей искусства не хуже вышеупомянутых булочек.
Близилась красочная осень49, которая, как известно, влечёт за собой контрастную в сущности зиму50, и господин Кейнер понимал это не хуже остальных, глядя поблёкшими зрачками на противоположные и бесконечно далёкие «счастливые» времена из окна дома на улице Grianestraat.