Восемь знамен
Шрифт:
— Ваш дядя, — презрительно сказал Ли, приглашая Джеймса взглянуть на пленников.
Джон облизнул губы.
— Я бы попросил снисхождения, Джеймс, — выдавил он! — Ради процветания нашего Дома.
— Не унижайся, — оборвала его Цзэньцзин. — Они уже приговорили нас к смерти. Почему вы еще не отрубили нам головы?
Джеймс взглянул на Ли.
— Для тайпинских генералов декретом предусмотрена другая смерть, — ответил Ли.
Джон сглотнул:
— Какова же будет наша судьба?
— В
Джон упал на колени:
— Будьте милосердны, умоляю вас.
Цзэньцзин взглянула на Джеймса:
— И ты позволишь это?
— Такова воля Сына Небес, — опередил Ли. Джеймса. «Или его матери», — подумал Джеймс. Множество образов прошло перед его памятью. Нет, он не станет вмешиваться, даже если появится возможность.
Цзэньцзин прочитала свою долю по выражению его лица, губы ее скривились.
— Я плюю на тебя, — прохрипела она.
После этого она не произнесла ни слова, даже когда ее раздели и напялили на голое тело рубашку из стальных колец от плеч до бедер, а затем приковали к столбу на центральной площади Ханькоу. Джона заставили наблюдать, как умирает его мать. Болты на рубашке были затянуты так, что сквозь кольца шириной около дюйма проступила плоть. Сначала появилась плоть груди и ягодиц. Выпуклости срезал палач, после этого жертву облили водой, чтобы привести в чувство и смыть кровь. Рубашку затянули еще туже, и процедура повторилась. Прошло шесть часов, прежде чем тело безжизненно обвисло на столбе.
Джон Баррингтон несколько раз за время казни матери падал в обморок. Теперь наступил его черед, и пришлось вылить на него несколько ведер воды, чтобы привести в чувство. Он закричал от страха и боли при первых затяжках на нем рубашки, вопли усилились, когда палач просовывал сквозь кольцо его член для кастрации. Перед смертью он мучился восемь часов.
— Расскажи мне об этом, — попросила Джоанна.
Джеймс покачал головой:
— Это немыслимое варварство, но ты отомщена.
«Отомщена», — подумала она. Да, она готова простить все ради того, чтобы снова увидеть Фредерика Варда, прислонившегося к садовой калитке со смущенной улыбкой на лице.
Люси передернулась и прижала к груди свое новорожденное дитя. Сын прижимался к ее юбке, не узнавая отца после столь длительной разлуки.
— Это Варварская страна.
— Это великая страна, — напомнил ей Джеймс и взглянул на отчима.
— До следующего мятежа, — пробормотала Люси. Но никто ее не услышал.
Ли Хунчжан лично ездил в Пекин с головой Хун Сюцюаня, показать ее самой
Лань Гуй несколько минут смотрела на боевой трофей с неподвижным лицом. Потом сказала:
— Повесьте ее над воротами. А вы, маршал Ли, славно послужили его величеству. Вас ждет награда. Так же, как генерала Гордона.
— Генерал Гордон уже покинул пределы Китая, Цыси.
— И тем не менее я буду ходатайствовать перед его величеством об особой милости. Он получит рубиновую пуговицу мандарина Первого разряда вместе со значком единорога. Мы отошлем ему регалии, а также желтый охотничий жакет.
— А молодому Баррингтону, Цыси?
— Молодой Баррингтон уже награжден: его процветанием и моим покровительством. — Она подняла голову.
Ли Хунчжан покинул зал для аудиенций.
— Баррингтон — длинноносый варвар, — пробормотал Жунлу, присутствующий на всех аудиенциях Цыси. — Они везде. Их необходимо уничтожить, Цыси, или, как сорняки в саду, они задушат нас. Уничтожат, как разрушили Юаньминъюань, — добавил он, зная, что это напоминание всегда вызывает у Лань Гуй ярость.
— Я знаю, — сказала императрица. — Но сперва нам надо стать сильнее, чем они. — На ее лице появилась полуулыбка. — И мы должны восстановить Летний дворец. — Она поднялась с кресла и подошла к окну, чтобы взглянуть вниз: на Цыань, прогуливающуюся со своими дамами. — А еще нам необходимо избавиться от слабых деятелей в нашем правительстве, чтобы самим решать, что лучше. — Ее голос звучал спокойно. Нюхуру ее подруга и спасла ее жизнь, но она была еще и старшей императрицей, по-прежнему обладающей правом запрещать все, что угодно, предлагаемое младшей императрицей.
Жунлу предпочитал не вдаваться в намерения Цыси касательно Цыань. Для него существовали более насущные проблемы. Он стоял у ее плеча.
— Через считанные годы император Тунчжи достигнет совершеннолетия. — Любовник императрицы запинался, произнося эти слова, содержащие явный намек на то, что сам император представлялся ему слабым деятелем, а это считалось строго наказуемым преступлением.
Цыси задела его плечом, оборачиваясь.
— Он — мой сын, — произнесла она. — И останется императором. — Она перевела взгляд с любовника на Чжан Цзиня, стоящего рядом с креслом. — Говорят, война с тайпинами стоила нам двадцать миллионов жизней, — заметила она. — Но мы разгромили их и стерли с лица земли. Ты думаешь, на земле есть сила, способная противостоять мне, если я чего-либо захочу?