Восхитительная
Шрифт:
Верити изумленно смотрела на собственные руки. Она не ухаживала за ними долгие недели! Грубые, точно соль, ладони; узловатые суставы; красная, местами воспаленная от слишком частого соприкосновения с водой кожа – слишком дорого приходится расплачиваться ей за ошибки, которые она совершила в своей жизни. Скажи кто-нибудь, что Верити потеряет голову от желания, когда мужчина начнет ласкать эти огрубевшие ладони, и она бы презрительно посмеялась. Скорее ее разделочная доска даст побеги, чем такое случится!
Тем не менее он влюбился
За ее спиной мистер Сомерсет промурлыкал:
– Хотел бы я, чтобы так было каждую ночь.
В его голосе ей чудилась сонная улыбка. И тут ее сердце треснуло пополам.
– Обещайте, что подумаете об этом, – сказал он. Как будто она может думать о чем-нибудь другом!
– Вы сошли с ума, – ответила она ему.
– В общем смысле – нет. Из-за вас – само собой. Слова медленно слетали с его губ. Стюарт засыпал.
– Вы сошли с ума, – повторила она. Он не ответил, лишь обнял ее крепче.
– Безумец. Безумец. Безумец, – твердила Верити самой себе.
Безумная надежда грозила завладеть ее душой. Она уже нашептывала ей: доверься мистеру Сомерсету, поверь в его искренность, достоинство и здравый рассудок. Перед тобой, твердила предательская надежда, мужчина не только умный и обладающий даром убеждения – красавец, разумеется, – но и рассудительный, мудрый, способный видеть вещи в истинном свете. Ему безразлично твое нынешнее низкое положение, он закрывает глаза на твои грехи, потому что видит, как прекрасна твоя душа.
Брак. Бог мой, замужество. Он наверняка сошел с ума.
Что они скажут остальным? Откуда она родом? Из какой семьи? Чем занималась до сегодняшнего дня?
И как ей объяснить Стюарту, что он предложил руку и сердце порочной кухарке, которая спала с Берти, и он не счел ее достойной законного брака?
Если Стюарт узнает, он не захочет на ней жениться. Не захочет даже видеть ее больше! И что еще хуже, возненавидит Верити за то, что завлекла его в ловушку, прекрасно сознавая, кто она такая, и кто он такой, и какие отношения связывают братьев.
Но он тебя любит, пискнул жалобный голосок ее романтического «я» из глубин промозглой тюремной камеры, куда Верити его упрятала после сокрушительного объяснения с Берти.
Сможет ли любовь усмирить гнев, когда он выяснит, кто она такая? Осталась только кухарка, раз уж ей отказали в праве называться Верой Дрейк. Станет ли любовь спасением против горечи и разочарования, когда Стюарт сделается посмешищем для всей Англии и его многообещающая политическая карьера пойдет прахом, потому что ее репутация ничуть не лучше, чем у первой куртизанки Лондона?
Ей хотелось верить, что его любовь – их любовь – станет редкостным чудом; терпеливая, как скромный ручеек, что долбит в скалах глубочайшую пропасть; незыблемая, как смена времен года.
Возможно, у них
Верити снова заплакала. Какой желанной казалась жизнь, которую он ей предлагал! Ее душа рвалась к ней – рвалась, рвалась! – с одержимостью заплутавшего в пустыне путника, ползущего к мерцающему вдали миражу.
Но к чему обманывать себя? За стенами этой комнаты лежит мир, полный писаных и неписаных правил, которым вполне под силу подавить малейший росток бунтарства в чувствительном сердце.
Всю жизнь он стремился к достоинству и достойной жизни. Она ни к чему не стремилась, лишь погубила себя. Неужели ей хватит безрассудства, чтобы погубить заодно и Стюарта, даже с его согласия?
Утром, когда к нему вернется способность рассуждать здраво, он увидит, что она ушла, и будет ей благодарен, если она не примет всерьез слов, сказанных в минуту страстного безумия. У него впереди будет целая жизнь.
А ей останутся воспоминания, да еще утешение, что у Стюарта впереди будущее, лишь потому, что она ушла, прихватив с собой лишь саквояж и последнее пирожное.
Глава 10
Ноябрь 1892 года
Дом мистера Сомерсета был центральным в ряду стандартных оштукатуренных городских домов. Над входом располагалась маленькая галерея, поддерживаемая колоннами и римско-дорическом стиле, и балкон с узорной каменной решеткой. Дом номер тридцать два по Кэмбери-лейн.
Верити с трудом отвела взгляд от двери парадного хода. Перед домом, слева от галереи, был выгорожен закуток, где находился вход для прислуги, ведущий в цокольный этаж. Закуток был огорожен кованой решетой высотой по плечо. Открываешь калитку – и вниз по ступенькам.
Дверь служебного входа была простой и крепкой, и ее открыла простоватая на вид, крепкая женщина, представившаяся экономкой, миссис Аберкромби. Верити назвала себя и следовавших с нею подчиненных – Бекки Портер и Марджори Флотти, девушку туповатую, но старательную, исполнявшую работу посудомойки.
В цокольном этаже находились кухня, кладовая, ватерклозет и комната, которую миссис Аберкромби называла «бойлерной», а также людская. Это была опрятная комната; обои имели некогда цвет свежее обожженного кирпича, но со временем побурели и приобрели красновато-коричневый оттенок обжаренного ячменного солода.
Они прибыли как раз к чаю. Вся прислуга собралась в людской, сидя на скамьях вдоль длинного стола. Две горничные, Эллен и Мэвис, а также камердинер хозяина мистер Дурбин и Уоллес, который жил наверху, в конюшне, на попечении которого находился экипаж мистера Сомерсета и два вороных жеребца фризской породы.