Восход черного солнца
Шрифт:
Патриарх дважды хлопнул в ладоши. Мгновение спустя дверь отворилась и в комнату вошла молодая девушка в одежде прислуги.
— Это Ками. Она поможет тебе устроиться. Ками, проводи преподобного Райса в приготовленные для него комнаты. Проследи, чтобы он ознакомился с нашим распорядком и получил все, что ему нужно на ночь. Завтракаем во флигеле, ровно в восемь. Это даст вам возможность встретиться с остальными членами нашего братства в… скажем так, менее напряженной обстановке. — Его губы дрогнули в легкой улыбке. — Не слишком рано?
— Меня это устраивает, Ваше Святейшество.
Патриарх кивнул
— Когда придет время умирать, — задал последний вопрос старик, — а ведь это когда-нибудь случится с тобой, как и с любым другим человеком, что ты станешь делать тогда? Склонишься перед Природой, следуя своей человеческой сущности? Поможешь нам заложить основы здания, с которым наши потомки покорят звезды? Или поддашься искушениям этой чуждой магии и продашь душу за какие-то несколько лет жизни, как попытался сделать Пророк? Обдумай это наедине с собой, преподобный Райс.
Разговор явно был окончен, но Дэмьен не спешил уходить.
— Фэа — не магия.
Патриарх небрежно отмахнулся, на руке блеснули многочисленные кольца.
— Упражнения в риторике! В чем, собственно, разница?
— Магией можно управлять, — напомнил Дэмьен. Потом помолчал, дав Патриарху время обдумать его слова, и добавил: — Не в этом ли состоит главная проблема Эрны? — На прощанье он поклонился — с легким намеком на вызов. — Я обдумаю ваши слова, Ваше Святейшество. Спокойной ночи.
3
Солнце село.
Нарилка стояла в узких дверях лавки, пристально вглядываясь в горизонт на западе. Ей было холодно — и не только от вечерней прохлады. Пока девушка копалась внизу, солнце уже село. Как могла она быть так неосторожна?
Звезды тоже почти угасли.
По темному небу лишь на востоке скользила полная луна. Но скоро и она скроется, и только звезды Кольца — тусклые, еле заметные — да тонкий серп второй луны на западе будут освещать Нарилке путь домой своим призрачным светом.
Ей было так страшно, что она уже хотела вернуться в лавку. «Я задержалась на работе дольше, чем положено. Проводите меня, пожалуйста, домой…» — скажет она. Но ее дом далеко, а Грэхем, наверное, занят, к тому же он постоянно старается показать ей, что все ее страхи — пустой каприз. Так что хозяин, скорее всего, не обратит внимания на ее просьбы. «Да у тебя столько оберегов, что на весь город хватит, — фыркнет он. — Женщина вполне способна самостоятельно добраться до дома. У тебя с головой все в порядке? У меня что, других дел нету, кроме как потакать твоим капризам?»
Нарилка глубоко вздохнула, собралась с духом и вышла на ночную улицу. Ледяные щупальца осеннего вечера тут же обвились вокруг ее шеи, — а может, это ей только показалось? — и девушка поплотнее закуталась в шаль, словно мягкая ткань могла уберечь ее от чего-то похуже холода.
А не преувеличивает ли она? Вдруг это все и в самом деле просто пустые страхи? Грэхем так часто это повторял, что теперь Нарилка и сама уже задавала себе этот вопрос. С чего она взяла, что ей опаснее гулять по ночам, чем любой другой женщине? Ведь каждой женщине надо быть очень осторожной, когда она
Проходя мимо ювелирной лавки, Нарилка на мгновение задержалась, чтобы взглянуть на свое отражение в витрине. В стекле отразились иссиня-черные волосы, слегка порозовевшая от холодного воздуха гладкая белая кожа, большие глаза, обрамленные бархатными ресницами. Девушка была прелестной, как цветок, и хрупкой, как фарфоровая статуэтка. Она была красива той красотой, которой завидуют женщины и за которую гибнут мужчины. И эту красоту с удовольствием бы уничтожили — не человек, не смертный, но слуга Зла, само воплощение Тьмы.
Трясясь от страха, Нарилка поспешила дальше. Чем быстрее она будет идти, тем быстрее окажется дома. На центральных улицах еще хватало народу, чтобы Нарилка могла попытаться слиться с толпой. Но по мере того, как девушка удалялась от центра, люди встречались все реже, и скоро Нарилка осталась наедине с ночью. Она ускорила шаги. Наверное, родители уже волнуются — и не без причин. Девушка с тревогой оглядела пустынную улицу на западной окраине Джаггернаута с неровными рядами хибарок по сторонам. Ноги девушки, защищенные только туфлями на тонкой подошве, совсем оледенели, но грязь на дороге еще не подмерзла и при каждом шаге противно чавкала. Нарилка чувствовала себя живой мишенью.
Охотник. Так они его называли. Нарилке хотелось знать, что он такое. Мужчина? Об этом любили шептаться девушки в таверне, сидя в безопасном, хорошо освещенном зале и хихикая над кружкой подогретого пива. Они говорили, что когда-то Охотник был мужчиной, а теперь превратился в нечто иное. Но вожделение у него сохранилось. Иначе почему все его жертвы были молодыми привлекательными женщинами? Зачем бы ему было охотиться за красивыми женщинами, если бы его не терзала похоть?
«Перестань сейчас же!» — приказала себе Нарилка и тряхнула головой, прогоняя непрошеные мысли. Нет! Она благополучно доберется домой, и все будет хорошо. Ее родители повозмущаются, что Грэхем задержал ее допоздна, и напишут ему гневное письмо, на которое он, скорее всего, просто не обратит внимания. И это навсегда закончится. Останутся только воспоминания. Когда-нибудь она расскажет своим детям, как однажды оказалась на ночной улице, и они спросят, на что это похоже, а она им объяснит. Получится обычная история из тех, которые рассказывают вечером у очага. Верно ведь?
«Однако ты — именно то, что ему нужно, — нашептывал ей внутренний голос. — Он посылает своих прислужников в Джаггернаут как раз за такими, как ты».
— Черт вас побери! — воскликнула Нарилка, имея в виду родителей, свои страхи, саму ночь. А прежде всего — свою красоту, в которой и заключалось все дело. Боже мой, ну кому она была бы нужна, если бы родилась дурнушкой! Наверное, тогда она могла бы играть на улице допоздна, как другие дети, а когда выросла, то быстро привыкла бы к ночи, разумно объяснила бы себе свои детские страхи и избавилась бы от них навсегда. «Возвращайся домой вовремя, — безустанно поучали ее родители. — Не разговаривай с незнакомцами. Если вдруг появится демон, сразу применяй защитные заклинания». И только после всех этих наставлений ей позволяли выйти на улицу. О боги Эрны, ну разве же это свобода?