Восход черного солнца

Серегин Михаил Георгиевич

– Значит, уже утро. Неужели я пролежала на земле больше шестнадцати часов?

Девушка закашлялась – похоже, еще и воспаление легких подхватила.

– Но главное, я вижу! – Она смотрела на встающее солнце, но ей не приходилось жмуриться. Очень быстро выяснилось, что левый глаз по-прежнему не видит, а к правому зрение вернулось частично.

Солнце поднималось все выше, она различала контуры диска, просто черного диска с яркой кромкой по краям. Это был восход какого-то черного солнца. Наконец она сообразила, что, может, ее глазам, хотя они ничего и не чувствуют, вредно

смотреть на яркий источник света. Катя отвернулась и снова двинулась в путь.

Силы постепенно возвращались к ней, но вперед она все же поползла на четвереньках. Ходить она была уже не в состоянии. И видеть стала хуже.

По визгу тормозов и громкой ругани водителя Катя поняла, что едва не попала под колеса.

– Ты что, пьянь драная, – орал мужик, которого она не могла видеть, – совсем окосела, что ли?

Он выскочил из машины и попытался поставить ее на ноги, с силой рванув за шкирку. Катя вскрикнула.

– У меня вывернута нога, и я почти ничего не вижу…

Невидимый мужчина опешил.

– Бог ты мой, – прошептал он, – так ты не пьяная?

– Отвезите меня домой, я не могу больше. – Катерина села на дорогу и разревелась.

– Ну, ну, ну, – стал успокаивать ее незнакомец. – Сейчас, сейчас отвезу тебя. Где ты живешь?

Катя назвала адрес.

За прошедшие сутки у Веры Сергеевны прибавилось седых волос, только сейчас она об этом не думала. Она была счастлива увидеть свою дочь живой.

Поддерживая за плечо совсем обессилевшую Катю, мужчина привел ее в квартиру.

– Что случилось? Что случилось? – лопотала испуганно Вера Сергеевна.

– Ничего особенного, – успокаивала ее дочь. – Вот ногу подвывихнула и опять проблемы со зрением…

– Спасибо вам, спасибо, – благодарила Вера Сергеевна, одновременно шурша в своей сумочке. Она усадила дочь на стул. – Спасибо вам большое, – повторяла она раз за разом.

– Не надо денег, уберите, – сказал мужчина. – Все, я поехал. Больше по лесам не гуляй.

Он ушел, Катя была благодарна своему спасителю за то, что он ее подвез. Но вот про лес говорить было совсем не обязательно.

– Что на этот раз? – накинулась мать. – Ты понимаешь, что ты меня в гроб загонишь?

– Я сама одной ногой в могиле, – проговорила дочь, глядя прямо перед собой. – У меня немного село зрение, и я заблудилась в лесу. Вот, ногу подвернула. Надо бы нам съездить в больницу…

– Все! – истерически выкрикивала мать. – Никуда не пойдешь! Никуда ходить не будешь! Будешь дома учиться! Не выпущу за порог, сколько ни проси! Гулять – только на балконе!

– Да, – проговорила Катя, – всю жизнь проведу в четырех стенах. Только чтобы с моей мамочкой все было в порядке.

Она поднялась и заковыляла в ванную.

– Тебе нельзя париться! – взвизгнула Вера Сергеевна.

– Но помыться-то я должна! Сейчас влезу в ванну и посижу немного в теплой воде. – Катя закашлялась.

– Да ты еще и простыла!

– Простыла, комары покусали, – пожаловалась дочь. – Что же мне теперь, помирать, что ли? Сейчас вымоюсь, и мы поедем в больницу.

– Да куда же я с тобой поеду? Я лучше «Скорую» вызову.

– Вызывай «Скорую», –

безразлично ответила дочь, залезая в ванну.

Стопа болела уже не так сильно, только здорово опухла. И все же, как только первые водяные струи коснулись измученного тела, Кате стало намного легче. Она с удовольствием смывала с себя всю грязь, которая налипла к ней за последние сутки.

– Странный ты человек, – бормотала она. – Другая на твоем месте давно бы повесилась, а ты все телепаешься, живешь. Мать часто говорила, что во мне многое от отца.

Отец умер молодым, когда Кате было всего три года. Он зарабатывал на жизнь тем, что добывал газ в заволжских степях. Две недели проводил дома, две недели – на вышках. Мать редко вспоминала о нем. Но если уж начинала говорить – то только хорошее. И много-много раз повторяла дочери, что такого упрямого и цельного человека она не встречала больше за всю свою жизнь.

Неделя шла за неделей, Катя опять сидела дома. Постепенно к ней возвращалось зрение. На вопросы матери о том, что же все-таки произошло, девушка отмалчивалась или откровенно врала. Вера Сергеевна, поняв, что дочь ничего больше ей не скажет, перестала мучить ее одними и теми же вопросами. Она надеялась, что рано или поздно Катерина сама поделится и все расскажет.

Но Катя и не собиралась жаловаться. Каждый день она думала лишь о том, как отомстить всем этим уродам, которые превратили ее жизнь в ад. Если бы она хотела, чтобы этим делом занималась милиция, то, конечно, рассказала бы все матери. И тогда опять бы пришел бы этот мент по фамилии Упеков и стал расспрашивать ее. В результате дело снова застопорилось бы. Милиция никогда не добралась бы до тех подонков, что надругались над ней, потому что эти типы слишком богаты и ничего не боятся. Негодяи уверены, что могут безнаказанно творить все, что захотят.

В доме Веры Сергеевны стал частенько бывать председатель колхоза Иван Павлович. Обычно он приносил еду, о чем-то долго разговаривал с матерью на кухне, и после этих бесед настроение у Веры Сергеевны становилось намного лучше. Катя даже как-то намекнула на их свадьбу. К этому времени уже выяснилось, что у Катиного спасителя давно уже не было семьи, а про жену и двоих детей он говорил, чтобы просто закрыть все вопросы, касающиеся его личности.

Катя не раз просила Веру Сергеевну описать ей в подробности человека, который в последний раз привез ее домой. Мать отвечала, что это мужчина в годах, небольшого роста с большим животом. Одет весьма прилично. Машина – «Жигули» последней модели.

Вскоре правый глаз стал видеть намного лучше. Катя могла даже читать газеты и смотреть телевизор, при условии, что вставляла контактную линзу.

После месяца заточения Иван Павлович уговорил ее показаться профессору Лебедеву. Пессимистических выводов врач не сделал, но по его тону Катя поняла: о том, чтобы видеть двумя глазами, ей придется забыть. К тому же доктор сразу понял, что причиной нового резкого ухудшения зрения был сильный удар или падение. Но на вопросы, связанные с этим обстоятельством, Катя категорически отказалась говорить, даже наедине с професором.