Восход Эндимиона
Шрифт:
В исступленной ярости все трое царапали и кусали друг друга. Прокатившись по платформе в окружении кедровых щепок, взлетающих на трехметровую высоту, они врезались в скалу. И вот уже все трое снова стояли на ногах. Громадные челюсти Шрайка сомкнулись на шее Бриарея в тот самый момент, когда Скилла полоснула по одной из четырех рук великана, отогнула ее назад и вроде бы переломила в суставе. Не выпуская из зубов Бриарея, Шрайк развернулся лицом к Скилле, но к тому времени оба клона уже ухватились за клинки и шипы Шрайковой головы и
И тут Немез скомандовала:
– Ну же! Давайте! – И двойняшки без колебаний оттолкнулись от скалы, устремившись к перилам в дальнем конце платформы. Они собирались швырнуть Шрайка в пропасть, как телохранителя далай-ламы.
Наверное, гигант все понял, он изо всех прижал к себе обе серебряные фигуры, погрузив клинки и шипы глубоко в их силовые поля. Трио закружилось, опрокинулось, подскочило – обезумевшая заводная игрушка, переключенная в сверхбыстрый режим, – затем Шрайк вместе с лягающимися, царапающимися и вертящимися противниками врезался в кедровые перила, прорвал их, как картон, и рухнул в бездну, так и не разжав схватки.
Серебристый великан, утыканный сверкающими шипами, и две блестящие фигурки поменьше падали все ниже и ниже, а потом нырнули в облака и пропали из виду. Я понимал, что для зрителей на корабле три фигуры просто исчезли из поля зрения, потом сломались перила, а на платформе остались только Немез, Энея и я. Радаманта Немез обратила к нам свою безликую блестящую маску.
Свет изменился. Снова подул ветерок. Воздух утратил тягучесть. Сердце опять забилось… громко забухало… и я моргнул.
Немез вернулась в режим реального времени.
– Итак, – бросила она Энее, – не закончить ли нам этот фарс?
– Да, – отозвалась Энея.
Немез ухмыльнулась и начала переход в боевой режим.
Ничего не произошло. Киборг сосредоточенно нахмурился. По-прежнему ничего.
– Я не могу помешать тебе войти в боевой режим, – сказала Энея. – Но другие могут… и мешают.
На лице Немез мелькнула тень досады, но она тотчас же рассмеялась:
– Те, кто меня создал, об этом позаботятся буквально через секунду, но я не хочу ждать так долго. Мне не нужен боевой режим, чтобы убить тебя, сукина дочь.
– Знаю, – кивнула Энея.
Немез оскалила свои мелкие зубы, и они на глазах начали удлиняться, заостряться, словно выпихиваемые из десен и челюсти. И было их не меньше трех рядов.
Потом она подняла руки, и ногти – и без того белесые и длинные – вытянулись на добрый десяток сантиметров, превратившись в блестящие клинки.
Заостренными ногтями Немез вспорола кожу правого предплечья, обнажив что-то вроде металлического эндоскелета цвета стали, но с несравненно более острыми гранями.
– Пора. – Немез шагнула к Энее.
– Нет! – Я заступил ей дорогу, приняв боксерскую стойку.
Немез улыбнулась.
23
Время
Немез делает шаг… влево, к Энее…
Это скорее шахматы, чем драка. Я выиграю, если убью бесчувственную тварь или сброшу ее с платформы – тогда мы успеем сбежать. Ей незачем убивать меня, чтобы выиграть… ей надо просто на время вывести меня из игры и убить Энею. Ее цель – Энея. Энея всегда была ее целью. Это чудовище создано, чтобы убить Энею.
Шахматная партия. Немез уже пожертвовала двумя самыми сильными фигурами – своими клонами, – чтобы убрать с поля нашего коня – Шрайка. Теперь на доске на три фигуры меньше. Остались Немез – черная королева, Энея – королева человечества, и пешка Энеи… то есть я.
Эта пешка должна пожертвовать собой, но непременно взять черную королеву. Это ее предназначение.
Немез улыбается. Ее зубы – острые и сверкающие. Ее руки опущены, длинные ногти поблескивают, правое предплечье вскрыто, как непристойный анатомический препарат… внутренности нечеловеческие… нет, совсем нечеловеческие. На режущей кромке эндоскелета предплечья играют лучи послеполуденного солнца.
– Энея, – тихонько говорю я, – отойди назад.
Эта верхняя терраса выходит на карнизы и лестницы, вырубленные в камне для подъема на галерею, которая идет по верху скального козырька. Я хочу, чтобы Энея покинула террасу.
– Рауль, я…
– Сейчас же, – говорю я, не повышая голоса, но очень стараясь, чтобы это звучало как приказ, вкладывая все, чему научили меня и на что дают мне право мои тридцать два стандартных года.
Энея делает четыре шага назад и встает на скальной полке. Корабль по-прежнему парит над нами в пятидесяти метрах от террасы. На балконе столпилось множество народу. Я пытаюсь усилием воли заставить сержанта Грегориуса выйти вперед и снести из штурмовой винтовки эту стерву Немез, но не вижу среди зрителей его черного лица. Возможно, он ослабел от ран. Возможно, считает, что драка должна быть честной.
«В задницу, – думаю я. – Не нужна мне честная драка. Мне нужно уничтожить эту тварь, и все средства сейчас хороши. И кто бы ни пришел на помощь, я буду только рад. Неужели Шрайк на самом деле мертв? Такое возможно? В „Песнях“ Мартина Силена как будто упоминалось, что Шрайк был повержен в некоей битве отдаленного будущего с полковником Федманом Кассадом. Но откуда Силену об этом знать? И что значит будущее для Шрайка, если он способен перемещаться во времени?»
Если Шрайк жив, я встречу его с распростертыми объятиями.