Восход стоит мессы

Скворцова Татьяна

Танец начался, и они закружились по зале. Танцевал Генрих и вправду неуклюже, принцесса же делала вид, будто не замечает его неловкости. В конце концов Генрих сбился и перепутал фигуры. Впрочем, и теперь она ничего не сказала, лицо ее оставалось таким же бесстрастным. Генрих же подумал, что если он хочет производить впечатление на столичных красавиц, придется ему взять несколько уроков хореографии.

– Благодарю за танец, мадам, – сказал он, проводив невесту к ее дамам.

– Вы оказали мне честь, сир, – так же церемонно

ответила она, но, когда Генрих отдалился, негромко добавила, – спасибо, что не отдавили ноги.

Последние слова не были предназначены для ушей короля Наваррского, но в эту секунду музыка на мгновение смолкла, и Генрих легко разобрал язвительное замечание. Впрочем, ему нечего было ответить, и он предпочел сделать вид, что не слышал.

Генрих отлично понимал, что в глазах своей невесты он всего лишь деревенский увалень, которого навязали ей в мужья.

С трудом заставив себя не пялиться на нее, Генрих повернулся к открытому окну и отодвинул тяжелую портьеру. Из окна сразу потянуло вечерней свежестью. Он вдохнул болотный запах реки и подставил лицо легкому ветерку.

На другом берегу Сены мерцал поздними огоньками город Париж. Город каштанов и акаций. Город монахов и блудниц. Город стряпчих и трубадуров. Город, который по воле короля Франции открыл ему, Генриху Наваррскому, свои ворота. Город, который его ненавидел.

Глава 4

Пусть лучше вам изменит женщина, чем удача.

Неизвестный автор

В коридоре было сумрачно и пыльно, и только редкие масляные лампы тускло освещали дорогу.

Генрих возвращался к себе после бала. Он отказался от сопровождения, уверив Агриппу и Лавардена, что достаточно самостоятелен и как-нибудь сам найдет свою кровать. Генрих привык, что отлично знает этот дворец. Однако ошибся. Лувр постоянно перестраивали, и за годы его отсутствия здесь многое изменилось.

Срезая путь, Генрих свернул из парадных галерей в узкий ход, через который прислуга могла попасть в покои высокородных сеньоров. Впрочем, и прислугой он, судя по всему, использовался редко. Коридора этого Генрих не помнил, но логика подсказывала, что впереди полагалось находиться выходу.

Он миновал просторный холл, такой же грязный и пустынный, как все остальное здесь. За одной из дверей раздавались недвусмысленные вздохи какой-то парочки: задворки этого замка жили собственной жизнью, храня свои тайны. Генрих пошел дальше. И именно тогда, когда, по всем своим расчетам, он должен был уже выйти в центральную галерею, наткнулся на дверь, запертую на массивный замок. Вот черт! Неужели придется вернуться?

Для верности Генрих подергал дверь, она, разумеется, не поддалась. Тогда, еще раз чертыхнувшись, он двинулся в обратном направлении. Впереди маячил холл, идти оставалось совсем недалеко.

Вдруг дверь, скрывавшая от посторонних любовное гнездышко, распахнулась,

и Генрих нос к носу столкнулся с Гизом. За спиной у него стояла принцесса Маргарита, спешно застегивая лиф своего шелкового платья. Того самого, разумеется, цвета утренней зари, с жемчужными цветами.

Все трое застыли, глядя друг на друга.

Гиз пришел в себя первым. Происходящее, очевидно, не смутило, а, скорее, позабавило его. Впрочем, неудивительно: ему-то нечего было опасаться, в отличие от его дамы.

Герцог нахально ухмыльнулся и специально встал так, чтобы преградить Генриху дорогу.

– Приветствую, ваше величество, – глумливо произнес он, отвешивая ему нарочито церемонный поклон, – во всем Париже теперь нет места, где не встретишь гугенота.

– И вправду неожиданная встреча, – ответил Генрих. Он быстро взглянул на свою невесту. Она уже привела себя в порядок, но на лице ее отражалось смятение. Генрих слышал, что Карл жестоко избил сестру, когда узнал об ее романе с Гизом. Если сейчас разразится скандал перед самой свадьбой, ей несдобровать.

Однако Гиза это, очевидно, интересовало куда меньше, чем подвернувшаяся возможность унизить врага. Он с любопытством смотрел, что Генрих будет делать в столь пикантной ситуации, и намеренно мешал ему пройти.

Дворянская честь требовала немедленно вызвать на дуэль возлюбленного своей невесты, но Генрих не мог позволить себе такую глупость: убить Гиза в мирное время прямо перед свадьбой. И уж тем более он не стремился умереть сам, защищая честь очаровательной, но совершенно чужой ему женщины.

– Отойдите, сударь, – сказал Генрих неприязненно, – и постарайтесь втянуть живот, он занимает весь коридор.

– О, сир, здесь и вправду негде посторониться, – ответил Гиз, радуясь назревающей ссоре, – придется вам вернуться, откуда пришли, и поискать другую дорогу.

«А ведь здесь никого нет», – подумал Генрих. Он вдруг сообразил, что Гиз, в отличие от него самого, вовсе не стремится сберечь непрочный мир, считая его позором католической веры. И расправа с королем Наваррским в этом пустынном коридоре могла бы, пожалуй, направить события по нужному Гизу руслу.

Противник был намного выше и сильнее Генриха. У худощавого и подвижного короля Наваррского было преимущество в скорости, но здесь, в узком коридоре, оно не имело значения. Доведись им подраться, у Генриха не будет шансов. А за спиной тупик.

– Отойди, – повторил он спокойно.

Гиз рассмеялся.

– А ты попроси получше, – улыбаясь, предложил он. И вынул шпагу.

– Анри, не надо, – начала Маргарита, касаясь его плеча. Генрих даже не сразу сообразил, что она обращается не к нему, ведь Гиз носил такое же имя. Герцог молча отодвинул ее в сторону. У него был собственный счет к королю Наваррскому, и виновница этого инцидента уже не имела для Гиза никакого значения.