Восход
Шрифт:
– Солнышко… – повторил Роман. – Милочка моя…
Можно Люда, но можно и Мила, обыгрывая имя.
Где-то в отдалении послышался тонкий комариный писк. Хоть укрывайся с головой одеялом! Но на Людмиле не было ничего, значит, оставалось надеяться, что удастся почувствовать посадку гада и прихлопнуть его раньше, чем тот начнет пить кровь.
Ветров постарался прижать девушку к себе. Но, недавно такая податливая и пылкая, сейчас она восседала подобно статуе. Не возразила, но и не ответила на объятия. Вообще вела себя так, словно не замечала присутствия рядом мужчины.
– Что случилось? –
А как хорошо было заниматься определенными делами при свете! Не только ощущать каждой клеточкой, но и смотреть на все, получая от этого дополнительное удовольствие!
Нынешняя картина удовольствия доставить не могла. Лицо Батуриной было искажено каким-то животным, первобытным страхом, глаза устремлены в одну точку, на раздражители женщина не реагировала, лишь губы чуть шевелились, словно пыталась что-то сказать – и не могла. Впечатление было такое, словно Людмилу охватило безумие. И не просто безумие – а похожее на то, как случалось это ранее – рядом с атомной электростанцией. Ветрову стало несколько не по себе.
– Люда! Очнись! – голос прозвучал резко. Таким тоном Ветров отдавал команды. – Люда!
Он резко встряхнул девушку. Раз-другой. Подумал, не дать ли пощечину, говорят, порою помогает, однако рука не поднялась.
– Они ищут меня, – на грани слышимости прошептала журналистка. – Зовут к себе…
– Да кто ищет? Здесь нас за сто лет не найдут!
Следы заметали тщательно, вряд ли кто мог проследить их путь. Но на всякий случай Роман покосился за окно, затем машинально оглядел комнату в поисках оружия.
«Винторез» был запрятан у деда. Не ходить же с ним в открытую! Да и не чувствовал спецназовец прямой опасности. Скорее – желание не привлечь внимания, вот тогда уже будут возможны варианты. Здесь с Романом был лишь небольшой и в то же время весьма мощный пистолет ГШ-18, да и тот был спрятан в шкафу, даже обоймы отдельно.
Но кто может напасть?!
– Они найдут. Они зовут меня к себе. – Людмила наконец-то повернулась к мужчине, и помимо ужаса в глазах промелькнула надежда. – Мне страшно! Помоги, Ромка! Они не оставят в покое! Они…
– Глупышка. – На сей раз Ветров был предельно ласков. – Для всех мы мертвы. Никто нас давно не ищет. Не до нас всем теперь. Вон, опять кризис из-за Курил. Повсюду теракты, сплошные аварии, народ на грани бунта… Кому до нас дело?
– Они уже знают, что я жива. Знают!
В несколько нервном голосе журналистки звучала такая убежденность, что невольно хотелось ей поверить.
– Откуда? Мы в такой глуши, что даже власти забыли о существовании нашей деревеньки, – привычно попытался успокоить Роман. – И проследить нас никто не мог. Машина чужая, ехали мы глухими дорогами. Тебе только кажется. Это все кошмар. Обычный предутренний кошмар. Мало ли что может присниться?
– Им не надо следить. Они чувствуют, где я. Ты не понимаешь. Они едва не всемогущи. Понадобится – и все узнают. Я чувствую их зов. Они хотят, чтобы я явилась к ним сама. Я же не выполнила до конца их задание, а таких они уничтожают без жалости. Бракованное звено необходимо
– Да кто они? Эти твои, как ты их называла?
В последнее время Батурина успокоилась, практически не вспоминала о прошлом. Или старалась не вспоминать. Никаких посланных непонятно откуда откровений она больше не изрекала, и Роман с некоторым облегчением уже начинал думать, что страшные сказки окончательно ушли из их жизни. Похоже, зря…
– Не знаю! – отрешенность женщины прошла, и теперь ее колотило крупной дрожью. Пришлось прижать ее покрепче, чтобы хоть как-то успокоить.
В моменты включения некой программы Людмила могла сообщить некие весьма странные до полного неправдоподобия сведения, только затем, к сожалению, сама ничего не помнила из сказанного. Как, к счастью, не помнила и содеянного на электростанции.
– Не бойся, глупышка! Я же с тобой. Кто бы они ни были, я справлюсь со всеми. – Роман ласкал девушку, успокаивал, а про себя думал: лишь бы противников не было чересчур много.
На силу всегда найдется иная сила, а помимо умения в схватке немалую роль играет удача. Но очень ли нужна бывшая журналистка неведомой силе? Что значит один человек в сравнении с многочисленными жертвами? Скорее всего виновата ночь с ее извечными страхами.
Девушка под лаской стала понемногу оттаивать, отходить. А тут вдалеке пропел петух, извещая о приходе утра.
Днем ведь все видится иначе. Гораздо светлее…
При свете и пришла беда. В виде двух потрепанных и пыльных полицейских машин – «Лады» и «уазика» почему-то с питерскими номерами. Учитывая расстояние до стольного града Петрова, последние смотрелись довольно странновато.
Впрочем, номера Роман разглядел позднее. В спокойном воздухе звуки разносятся далеко, и гул моторов на скверной грунтовой дороге предупредил о прибытии гостей задолго до появления машин в поле зрения.
Роман как раз работал на поливке огорода. Гул заставил немедленно отставить в сторону ведра, сделать несколько шагов туда, где лежала одежда. Жара не давала покоя, заставляла работать в одних джинсах, но встречать с голым торсом неизвестно кого не хотелось. Да и с одетым тоже. Формально Ветрова тут быть не могло, погиб старший лейтенант смертью храбрых при защите атомной электростанции от террористов, следовательно, маячить на виду привидением явно не стоило. Привидения вообще не любят дневной свет.
Накинуть майку, поверх – камуфлированную жилетку, в которой лежал пистолет. Пусть деревня была до сегодняшнего дня безлюдна, но после беседы с Людой Роман решил не расставаться с оружием. Лучше бы было вообще таскать с собой «винторез», но тот заметен издалека любому наблюдателю, а ГШ-18 настолько мал, что спрятать его не составляет труда. Просто в жилете можно носить запасные обоймы и нож разведчика, да и вообще, таскать пистолет в кармане брюк – откровенный моветон.
Все было оговорено заранее. Роман лишь кивнул деду Сохану и проворно рванул к гостевой избе. Помнилось: экс-журналистка сейчас убирается там. Вернее, учится убираться под руководством бабки. До того в доме Батуриных всегда имелась прислуга, и делать что-либо самой Людмиле в общем-то не приходилось.