Восхождение денег
Шрифт:
Впервые очутившись в Мемфисе ранним летом 2007 года, я был потрясен: чтобы получить кредит или избавиться от долга, надо было только протянуть руку. Точнее – пройтись по любой из центральных улиц. Прежде всего моим глазам открылись торговые центры и сетевые закусочные, где оседает значительная часть заработков местных жителей. Неподалеку располагался “налоговый консультант”, помогающий оказавшимся на мели горожанам получить от государства налоговые послабления. Одна витрина сулила займы под залог автомобилей, другая – ссуду на покупку второго дома. Рядом с лавкой, где обналичивали чеки в счет будущих заработков (под 200 % годовых), устроился ломбард размером с универмаг. Ну а если вы уже заложили все, что могли и не могли, – ничего страшного, в пяти метрах отсюда открыл свои двери прокатный пункт, предлагавший своим клиентам дешевую мебель и телевизоры. Чем манила соседняя витрина? Правильно – Центр сдачи плазмы обещал 55 долларов за порцию крови. Добро пожаловать в Мемфис – город, где слова “истечь кровью до последней капли” звучат пугающе реалистично. Наверное, пол-литра крови пожертвовать
Как я уже говорил, банкрот в Мемфисе чувствует себя куда вольготнее, чем Антонио, для которого отказ платить по долгам был смерти подобен. Изучив расценки на донорскую кровь, я отправился в офис Джорджа Стивенсона. Как и многие юристы, он зарабатывает на жизнь советами банкротам, готовящимся предстать перед судом по делам о банкротствах Западного округа Теннесси. В тот год в одном только Мемфисе было 10 тысяч новоиспеченных банкротов, и я ничуть не изумился, увидев забитое под завязку здание суда. Я застал за работой отлаженный механизм. Объявившие о своей несостоятельности одиночки и семейные пары по очереди беседовали с адвокатами – посредниками между ними и недовольными кредиторами. Было даже специальное окошечко для тех, кому не терпится пройти процедуру поскорее. При этом полное взаимопонимание между должниками и кредиторами – необходимое условие банкротства – достигается лишь в 60 % случаев.
Возможность стряхнуть с себя заведомо мертвые долги и начать сначала – одна из причуд американского капитализма, такого непохожего на все остальные. В начале XIX века многие незадачливые должники-англичане отсиживали нешуточные сроки, а в Америке не было даже понятия “долговая тюрьма”. С 1898 года соответствующий кодекс дает каждому американцу право инициировать процедуру банкротства в соответствии с главой VII (ликвидация) или главой XIII (добровольная реорганизация). Богатые и бедные считают банкротство своим неотчуждаемым правом – как права на “жизнь, свободу и стремление к счастью”. Принято считать, что американские законы писались для поощрения предпринимателей и создания теми все новых компаний. Отсюда и решение не бить по рукам тех, кто ошибается, пусть и дважды, таким образом позволяя прирожденным искателям приключений набивать шишки и учитывать собственные ошибки на пути к заветному миллиону. Кто знает, сколько гениальных и успешных бизнесменов выйдет из сегодняшних банкротов?
Вроде бы теория с успехом подтверждается практикой. Король кетчупа Джон Генри Хайнц, цирковых дел мастер Финеас Барнум, автомобильный гигант Генри Форд – вот лишь три имени из длинного списка великих американцев, чья карьера началась с провалов. В конечно счете все они купались в деньгах лишь благодаря тому, что могли пробовать, ошибаться и пробовать снова. Внимательное рассмотрение показывает, что в Теннесси все не так солнечно. На лавках мемфисского суда по делам несостоятельных должников ждут своей участи не бизнесмены, а обычные люди, не способные платить по счетам – например, по огромным счетам за медицинские услуги, поджидающим любого заболевшего американца без частного страхового полиса. Наверное, законы действительно благоволят творческой энергии предпринимателей, но 98 из 100 случаев банкротств в США не имеют с бизнесом ничего общего. Их провоцирует колоссальная задолженность американских домохозяйств, в 2007 году взявшая планку в 2,5 триллиона долларов. За полвека объем задолженности вырос с 16 до 24 % располагаемого личного дохода” [15] . Разобраться в причинах резкого увеличения задолженности, оценить возможные последствия грядущих банкротств в штатах вроде Теннесси для экономики всей страны – вот главные задачи для любого, кто претендует на звание серьезного финансового историка.
15
За этот же период задолженность частных лиц по ипотеке выросла с 54 % до 140 % располагаемого личного дохода.
Прежде чем мы сможем хотя бы подступиться к ответу на эти вопросы, необходимо изучить другие ключевые компоненты финансовой системы: рынок облигаций, рынок акций, рынок страхования и рынок недвижимости, а также не упустить из виду поразительную глобализацию рынков, произошедшую за каких-то двадцать лет. Если деньги – корень всех зол, то эволюция денег и главной их составляющей, банковских обязательств, – точка отсчета всех попыток докопаться до сути современных финансов. Против фактов не пойдешь: возможность создавать деньги без оглядки на запасы ценных металлов породила беспрецедентное увеличение денежной массы, а с ним и безумный, не виданный прежде рост кредитования. Если измерять ликвидность отношением “широких денег” к валовому внутреннему продукту страны” [16] , тенденция налицо: с 1970-х показатель неуклонно повышался – в случае развитых экономик с 0,7 перед закрытием золотого “окна” до более чем 1 в 2005 году44. Еще более бурные темпы демонстрировала еврозона: с 0,6 в 1990 году до почти 0,9 сегодня. С обеспеченностью банков капиталом картина почти обратная. Капитал европейских банков сейчас равен немногим более одной десятой активов – против четверти в начале ХХ века45
16
Это отношение называют маршалловским “k” по имени английского экономиста
Банки принимают все больше вкладов, оставляют все меньше резервов, фактически минимизируя свою капитальную базу, и обращают все остальное в ссуды. На данный момент банковские активы (ссуды) ведущих экономических держав в сумме примерно в полтора раза превышают их же ВВП46. Согласно Банку международных расчетов, по состоянию на декабрь 2006 года банковские активы по всему миру находились на уровне 29 триллионов долларов. Это 63 % ВВП земного шара47.
После этого стоит ли удивляться, что в эпоху золотого стандарта деньги куда лучше сохраняли свою покупательную способность? Купюра в один доллар со знакомым нам оформлением появилась в 1957 году и с тех пор потеряла в весе (он измеряется с помощью индекса потребительских цен) более 87 %. Почти полстолетия цены росли в среднем на 4 % в год, вдвое опережая темпы инфляции в период так называемой “революции цен”, набравшей ход после открытия рудников Потоси. Если бы человек 1970 года просунул тысячу долларов в еще открытое окно, он стал бы обладателям всего около 26,6 унции золота. Окно давно исчезло, но менять золото на деньги никто не запрещает. В день написания этих строк скромное количество желтого металла принесло бы счастливому инвестору 26 596 долларов.
Жизнь в мире без денег была бы гораздо, гораздо хуже, чем сейчас. Шекспировский Антонио в числе прочих заблуждался, считая всех ростовщиков кровожадными пиявками на теле несчастных должников. Да, есть среди них и такие, но со времен Медичи банки проделали большой путь именно затем, как лаконично заметил третий лорд Ротшильд, “чтобы обеспечить движение денег из точки А, где они есть, в точку Б, где в них нуждаются. Правится вам это или нет, развитие кредитно-долговых отношений стало залогом обогащения населяющих Землю народов в ничуть не меньшей степени, чем, скажем, горное дело, промышленность или мобильная телефония. И наоборот, у нищеты всегда есть причины помимо козней ненасытных финансистов. Как правило, виноваты не банки, а отсутствие таковых. Только доступ к разветвленным кредитным сетям может высвободить жителей восточного Глазго и им подобных из объятий акул-ростовщиков. Только надежные банки – такие, куда люди могут приносить свои сбережения без боязни их потерять, – обеспечат перетекание средств от праздных к работящим.
Итак, эволюция банковского дела стала первым шагом на нелегком пути восхождения денег к завоеванным ими вершинам. Разразившийся в августе 2007-го финансовый кризис был практически не связан ни с банками в традиционном понимании, ни даже с банкротствами, число которых в том году в результате законодательных изменений снизилось по сравнению с предыдущим. Его главную причину следует искать в возникновении феномена “секьюритизованных займов”, которые позволили банкам не только выдавать ссуды, но и продавать причудливые их комбинации заинтересованным лицам, а на деле имели эффект бомбы с часовым механизмом. Ничего этого не было бы, не последуй за ростом банков строительство другого столпа современных финансов – рынка облигаций.
Глава II
Человек – человеку: долг
Команда Билла Клинтона только устраивалась на новом месте, а руководитель его предвыборной кампании Джеймс Карвилл уже успел прославиться. “Раньше, задумываясь о реинкарнации, я видел себя в новой жизни президентом, папой римским или великим бейсболистом, – откровенничал он в интервью Wall Street Journal, – но теперь я мечтаю стать рынком облигаций”. На фоне устойчивого роста цен на облигации с ноября прошлого года – он и вдохновил знаменитое теперь изречение Карвилла – новый президент пообещал снизить дефицит федерального бюджета. “Инвесторы не из тех ребят, кто делают поблажки, – заметил министр финансов Ллойд Бентсен. – Поверят ли они в серьезность намерений президента? Будет ли новая администрация упорствовать в достижении своей цели? Похоже, что пока они верят”. Если рынок облигаций продолжит подъем, уверял председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен, “то лучшего стимула для экономики и представить нельзя”1. Чем объяснить почтительность и трепет этих опытных высокопоставленных чиновников перед лицом рынка, где покупаются и продаются государственные долговые расписки?
Если возникновение банковского кредита мы считаем первой в цепи великих революций на пути восхождения денег, то рождение облигации, без всяких сомнений, – это революция под номером два. Государства и крупные корпорации, если они нуждаются в займах, выпускают облигации в надежде привлечь средства широкого круга людей и учреждений, а не только банков. Взять хотя бы облигацию правительства Японии с десятилетним сроком погашения номиналом в 100 тысяч иен и фиксированной “купонной” выплатой в 1,5 %. Она лишь песчинка в громадной горе государственного долга островной державы, с конца 1980-х годов накопившей обязательств на 838 триллионов иен. Облигация – закрепленное на бумаге обещание правительства Японии выплачивать ее держателю, кем бы он ни был, 1,5 % от 100 тысяч иен каждый год в течение ближайших десяти лет. Вдобавок владелец облигации волен продать ее кому угодно по рыночной цене на момент заключения сделки. Сегодня, к примеру, она составляет ровно 102 333 иены. Почему? Так повелел рынок облигаций.