Восхождение Эль
Шрифт:
– Ты поранишься, – испуганно крикнула Эль вслед выворотнику, но, конечно, её уже никто не слышал.
Она задрала голову и внимательно посмотрела на выбитое окно. В торчащих кусках стекла трепыхались на сквозняке длинные полоски то ли ветоши, то ли кожи.
***
Незаметно проходили дни, и в воздухе стоял вкус горчащего мёда, перестоявшего с сентября.
Тинар осваивал хозяйственные работы: приволок поваленное ветром и уже высохшее дерево, удивительно для этих мест разлапистое, и довольно лихо распиливал его понемногу на пеньки. Пусть кривовато, но заделал дыры в заборе, и
От работы на свежем воздухе серое лицо Тинара тронулось лёгким загаром, и, если бы не пронзительно льняные волосы, издалека в нём уже можно было не признать грума.
Эль потихоньку училась домашнему хозяйству. Особенно ей нравилось намывать деревянные щербатые полы. Она посыпала их чистым белым песком, который приносила с неглубокого карьера из-за околицы, он смешивался с пылью, делал её тяжёлой, нелетучей, пушистым веником гнала эту серую смесь к порогу, а затем взбивала пену мыльного дерева в помоечном ушате и долго гоняла весёлую воздушную воду по полу. Тёрла махровой тряпкой половицы, дёргая её неловкими пальцами в больших хозяйственных перчатках, которые дала ей Надея, чтобы прикрыть всегда страдающие руки.
Эль получала наслаждение, словно она счищала не грязь с половиц, а убирала из души и мыслей противную липкую накипь. А вскоре буля починила перчатки из вискаши, работать стало легче. Плотная оранжевая материя, которую Надея наставила на прогоревшие места, яркими весёлыми пятнами рассыпалась по мрачной коже, и перчатки теперь казались покрытые солнечными брызгами.
– Бабушка Надея, а ты долго тут, в Ляльках, одна живёшь? – как-то вечером, когда утихла дневная суета, спросила Эль.
Потрескивал иссохший валежник, занимаясь пленённым в жаровне огнём, иголка серебряным лучиком мелькала в пухлых руках бабушки Надеи, речь её, освобождённая от необходимости торопиться, журчала ленивым неглубоким ручьём, разогретым на солнце:
– Тут история залучилася такая. Ляльки наши от одного хырца занялися. Пятеро нас було посередь болони, столько мастрот этот нашил. Почему пять лялек ему прищурилось, об этом мне знани нет. Може скукота ему настигши, а може невмочь какая… А только жива тут я, Надея, буля Люба, буля Вера, буля Софа и совсем утая – буля Сострада. Пять, значит, дворов в Ляльках. Только Сострада не жива была с самого почину. Першая развалишися, мы купно её сдвигнуть пыталися, да где там! Мастроты у нас не в достатке. Схоронили, да поплакали. А за ней, нескоро, но без ожиды, Софа на куски полезла. Тоже плакали сильно. И так все були водна за следней и скочурилися. Только я в ожиде конца и осталася. Скоро и мне на куски опадати…
Бабушка Надея завернула рукав, показала бахрому на обвисшем мятыми складками локте.
– Как до нутра протрётся, тут и развалишися я…
Тинар и Эль охнули. Глаза отказывались верить, но бабушка оказалась действительно сшитая неизвестным волшебным мастером из кусочков ткани.
– А кто тот мастер, что вас сотворил, вы знаете? – Эль очень хотелось хоть как-то помочь последней ляльке. – Можно его найти, попросить, чтобы вас…
– И-и-х, – вздохнула бабушка Надея. – В заповедь ушёл и не назвался. Только вот я разумею: он из тех мастротов, что папороти ящуру хырцают.
– Папороти?
– Крылья, – шепнул Эль Тинар и незаметно засмеялся. Он понимал булю с полуслова. – Крылья ящеру штопают эти мастера.
– Папороти, – кивнула бабушка Надея. – Я ж вам каю, что ящур в незнамо, каком краю живёти. А при нём всегда в урочище мастроты, самые хырцовитые отбирались. Разумею я, наш хырец из тех будет, что ящуру чинок затевают при нужде. Жива у него в перстах нелюдинная.
– Но ты же можешь… – Эль показала глазами на ляльку Одолень, что печально-философски взирала на происходящее с небольшой полки, подвешенной в углу.
Там Надея хранила кривоватые горшочки с высохшими катышками полыни и гибкие, запутанные стебли невероятно длинной травы. Эту траву, вымачивая в особом составе, Надея использовала, как нитки, а те, что безнадёжно запутывались, сворачивала в горшочки, приговаривая: «В послед распушися». Там, между горшочками, и определили Одолень, чтобы кукла не вбирала в себя зря мелкие неприятности, случающиеся с Эль.
– Ну, ляльку малу только и могу. Это ж так, игручество, затехи ради, сострады из-за…
В тот вечер Эль решила, что ей необходимо научиться шить. По крайней мере, чтобы успеть поставить на бабушку хоть небольшую заплатку, если Надея, действительно, начнёт рваться на куски. Тряпок же у були имелся огромный запас. Кажется, из соседних и дальних хуторов ей приносили не только еду, но и старую одежду в обмен на ляльки Одолень, когда случалась необходимость в кукле, поглощающей сердечную тоску. Пока Эль и Тинар никого постороннего на хуторе не встречали, но из слов Надеи сделали вывод, что иногда к ней заглядывают гости.
Когда Эль впервые взяла в руки иголку, пошёл дождь. Тинар с раннего утра отправился в кевир, узнать, не сняли ли оцепление. Эль хотела идти с ним, но Моу неожиданно твёрдо остановил её.
– Ты ещё не совсем поправилась, – сказал он. – И, знаешь, Эль, мне кажется, не зря тебя Хобан отправил прятаться. Я не знаю, чем ты так досадила этому кривому наймасту, но лучше пока не показывайся, ладно?
Буля собрала груму провиант на три дня – пресные лепёшки, которые долго не плесневеют и даже не черствеют, ломтики сушёной в жаровне тыквы, медовые соты, тщательно завёрнутые в одну из многочисленных тряпок, которыми плотно набит дом. Тинар потоптался на пороге, теребя лямку своего заплечного мешка, будто хотел что-то сказать, но махнул рукой и резко вышел. В доме, который покинул мужчина, сразу стало гораздо тише и … скучнее.
Буля хитро посмотрела на загрустившую Эль.
– Утолити тщу свою. Унше тяжати соделать. Истое хроно жинскоделания.
Дождь зарядил зябко и надолго. Под временем для женских дел Надея подразумевала обучение Эль шитью, что казалось весьма подходящим занятием при такой погоде. Она достала шкатулку с ворохом швейных иголок всевозможных форм и размеров. Были тут и закруглённые обода для скорняжных работ, и мелкая россыпь тонюсеньких острых льдинок, и иглы со скошенными кончиками для непонятных Эль дел.