Восхождение к любви
Шрифт:
Щеки у меня горели, и уши тоже. Подняв глаза, я увидела, что и у него уши горят, да и весь он покраснел, начиная от шеи и выше. Даже глаза его, покрасневшие от недосыпания, казалось, слегка пламенели.
— Нет претензий ко мне! — воскликнул он. — А как ты думаешь, милочка, что такое венчание и обеты? Просто разговоры в церкви?
Он с такой силой ударил себя в грудь большим кулаком, что закачался фарфоровый кувшин на столике.
— Нет претензий, — пробормотал он как бы про себя. — Свободен вести себя как захочу. И ты
Он нагнулся, стянул с ног башмаки, потом поднял их и изо всех сил запустил в стену сначала одним, а следом и другим. Я даже вздрагивала, когда каждый из башмаков бухался о камень и отскакивал на пол. Джейми сдернул с себя плед и не глядя отшвырнул его назад. Потом подступил ко мне, сверкая глазами.
— Итак, ты не имеешь на меня никаких прав, англичаночка? Предоставляешь мне возможность развлекаться, как я пожелаю, да? Так или нет?
— Н-ну да, — ответила я, невольно отступая на шаг назад. — Именно это я имела в виду.
Он сгреб мои руки в свои, такие горячие от волнения, что мне казалось, они обжигают мне кожу, и я попыталась высвободиться.
— Ну если ты не имеешь на меня прав, — продолжал он, — то я имею на тебя по крайней мере одно право. Иди сюда!
Он взял мое лицо в свои ладони и прижался губами к моим губам. В этом поцелуе не было ни нежности, ни просьбы, и я воспротивилась ему, попыталась уклониться.
Джейми нагнулся и подхватил меня одной рукой под колени, не обращая внимания на мое сопротивление. До сих пор я не знала, до какой степени он силен.
— Отпусти меня! — закричала я. — Что ты собираешься делать?
— Я полагаю, тебе это должно быть совершенно ясно, англичаночка, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
Он опустил голову, и глаза его горели передо мной, как раскаленное железо.
— Но если ты хочешь, чтобы я сказал, то вот тебе мой ответ: я собираюсь уложить тебя в постель. Сейчас. И буду держать тебя там до тех пор, пока ты не узнаешь, какое право я имею на тебя.
И он еще раз поцеловал меня — намеренно жестко, заглушив мой протест.
— Я не хочу спать с тобой! — заявила я, как только он оставил в покое мои губы.
— Я и не собираюсь спать, англичаночка, — ответил он спокойно. — По крайней мере теперь.
Он подошел к кровати и бережно уложил меня на вытканное розами одеяло.
— Ты отлично знаешь, что я имею в виду, черт тебя побери!
Я повернулась, намереваясь соскочить по другую сторону кровати, но он остановил меня, крепко ухватив за плечо и повернув лицом к себе.
— Я не хочу заниматься с тобой любовью!
Голубые глаза уставились на меня с близкого расстояния, и дыхание застряло у меня в глотке.
— Я тебя не спрашиваю о твоих предпочтениях на этот счет, — проговорил он угрожающе низким голосом. — Ты моя жена, о чем я говорил тебе достаточно часто. Если ты не хотела выходить за меня, у тебя был выбор. Если ты не обратила внимания вовремя, то напоминаю,
Голос его все повышался, и под конец он почти кричал.
Я встала на колени, прижала кулаки к бокам и тоже закричала на него. Страдания последнего часа поставили меня на грань срыва, и я позволила себе взорваться:
— Будь я проклята, если отдамся тебе, ты, наглая свинья! Ты воображаешь, что можешь приказывать мне ложиться с тобой в постель? Употреблять меня как шлюху, как только тебе приспичит? Не выйдет, ты, затраханный ублюдок! Сделай это, и тогда ты не лучше твоего драгоценного капитана Рэндолла!
Он смотрел на меня всего мгновение, потом вдруг встал и отошел в сторону.
— Уходи, — сказал он, мотнув головой в сторону двери. — Если ты так думаешь обо мне, то уходи. Я не стану тебя преследовать.
Я замолчала, наблюдая за ним. Зубы у него были стиснуты от гнева, он нависал надо мною, словно Колосс Родосский. [38] Свой темперамент он на этот раз крепко держал в узде, но разгневан был так же сильно, как на дороге к Дунсбери. Но он сказал, что думал. Если бы я предпочла уйти, он бы меня не удерживал.
Я задрала подбородок вверх и стиснула челюсти так же крепко, как и он.
38
Огромная статуя античного бога солнца Гелиоса, установленная в III в. до н. э. у входа в гавань на о. Родос; одно из так называемых семи чудес света.
— Нет, — ответила я. — Нет. Я не привыкла спасаться бегством. И я тебя не боюсь.
Его взгляд задержался на моем горле, где как бешеный колотился пульс.
— Да, я вижу? — произнес он, глядя на меня сверху вниз.
На лице у него постепенно появилось выражение вынужденной уступчивости. Он присел на кровать, подальше от меня, я тоже села — с опаской. Он несколько раз глубоко вздохнул, лицо мало-помалу приняло обычный для него бронзовый оттенок.
— Я тоже не привык убегать, — сказал он ворчливо. — Ладно. Скажи мне, что значит «затраханный».
Мое удивление было столь очевидным, что он поспешил объяснить:
— Если ты непременно должна давать мне прозвания, дело твое. Но я не хочу выслушивать то, на что не могу ответить. Я понимаю, что слово это грязное, судя по тому, как ты его выговорила. Но что оно значит?
Он захватил меня врасплох, и я засмеялась — несколько смущенно.
— Оно значит… ну, оно значит то… что ты хотел сделать со мной.
Одна бровь взлетела вверх, на лице появилась кривая усмешка.
— А, значит, перепихнуться? Я был прав, словечко очень грязное. А что такое садист? Ты меня один раз так назвала.