Восхождение Королевы
Шрифт:
Когда огонь начал поглощать нашу кожу, запах горящей плоти заполнил мои ноздри. Теперь её крики пронизывали мои барабанные перепонки. Этот звук был хуже падения. Теперь я помнил, кто я. Я Салем.
Её тело исчезло из пещеры, превратившись в дым, и я обнимал пустоту. Тут только я, падший бог, умирающий в одиночестве.
Огонь опалял меня, выжигал каждое нервное окончание, пока я не увидел, как моя кожа обугливается и лопается.
На небесах боги не имели материального воплощения. Мы были просто сознанием, способным понимать рождение звёзд, бескрайность вселенной,
На Земле мы жили как монстры и звери в бурлящем котле. Душа не могла сгореть, но тело могло — оно горело похотью, горело огнём, голодом или гневом. Тело мучило нас. Мы горели желанием трахаться, убивать, завоёвывать. Мы были неполными и сломанными, и умиротворения не существовало.
Охотясь на то, чего мы желали, мы обращались в пепел, кожа слетала чешуйками, угольки разносились ветром. Вот что означало пасть с небес.
Пламя здесь, в этой пещере, было моим наказанием — умерщвлением плоти. Но я не очищался. Нет, я становился ещё безумнее. Даже сгорая, я думал о плоти, о вырывании глоток. Мне грезились женщины, стонущие от животной похоти. Здесь я развращался. Я хотел, чтобы передо мной распластались человеческие тела. Чтобы головы пылали как факелы. Я использовал их для своих самых примитивных порывов, как животное.
Теперь, глядя на пещеру, я осознавал, что пламя жило во мне. А не вокруг меня. Оно всегда жило во мне. Зло под моей кожей — оно всегда было там, шипело и трещало в моём сознании.
Я был спящим вулканом, дремлющей горой Везувий, готовой вырваться на волю. Но даже когда я выглядел спокойным, под поверхностью всё равно бушевал расплавленный жар.
Теперь этот древний пламенный гнев вновь готов был взорваться и сокрушить любого на моём пути.
Глава 4
Аэнор
Одна из моих рук по-прежнему стискивала стол, другая — нож. Я старалась призвать спокойствие, но всё равно чувствовала, что во мне поднимается странный гнев.
К счастью, Джина убежала.
Взглянув на Оссиана, я увидела, что он уставился на меня, и ярость исказила его черты. Я смутно обдумывала вопрос, смогу ли я победить его в драке. Наверное, смогу.
Я уставилась вниз, когда тенистый туман повалил в комнату, клубясь по деревянному полу. Воздух вокруг нас сделался ещё темнее. Волоски на моей шее встали дыбом.
Теперь моя кровь сворачивалась от кое-чего другого: от страха. Я отошла от стола, по-прежнему держа нож в руке. Пока я обыскивала комнату в поисках источника угрозы, мои ноги тряслись.
Она прибыла в тумане красной магии у порога, и её тело было нематериальным, как дым. Но я видела её силуэт, её обнажённое тело, обвешанное оружием. Красновато-рыжие волосы змеились и извивались вокруг её головы.
Богиня.
Контрастируя с её нематериальным силуэтом, лев у её бока был очень даже материальным и мускулистым существом. Когда он взревел, этот звук дрожью пронёсся по моим костям.
Я уронила нож на пол. Затем рухнула на колени
Я видела полубогов, конечно же — Лир был одним из них. И я даже думала, что видела самого морского бога в далёких водах, когда приносила ему жертвы. Но он был земным богом, ограниченным временем и пространством, как и я сама. Но это божественное существо предо мной? Она была богиней-небожительницей, родом не из этого мира.
Мой мозг едва ли был предназначен для того, чтобы постичь её, и я чувствовала, что мой разум и душа пылали в её присутствии. Мои мысли бешено неслись, кричали. С пола я бросила на неё быстрый взгляд. Белые клубы пара венчали её голову, а между грудей висел анкх. Но она была слишком прославленной, внушающей слишком сильный трепет, чтобы я могла её лицезреть.
Её голос прозвенел в пустотах моего разума.
— Я Анат, богиня войны. Мать рассвета и сумерек, известных тебе как Салем и Шахар. Моя дочь вновь пробудилась после того, как ты её потопила. Но мой сын? Он заточил себя как животное в твоей гнилой морской клетке.
Страх сотряс моё тело.
— Когда ты утопила Шахар, — продолжала она, — она ничего не почувствовала. Её время пролетело в мгновение ока. Меня это не беспокоило. Но Салем?
Мои ладони крепко прижимались к окровавленному полу. Я стояла на четвереньках, больше не имея возможности посмотреть на неё в упор.
— Мой Салем страдает. Он мучим жаром миллионов солнц. Он там горит, поджаривается как жертвоприношение. Я чувствую его боль даже на небесах. Так услышь же моё обещание. Если ты не вытащишь его немедленно, я начну уничтожать каждого из твоего вида. Каждого фейри. Я начну с тебя. Первым делом я рассеку тебя своим мечом и вывею как пшеницу. Затем я испепелю твою плоть, перемелю тебя на мельнице, просею через сито как зерно и выброшу твои останки в океан. Я смешаю тебя с кровью мертвецов.
— Не к добру это, — прошептал Оссиан.
Я чувствовала её внимание, прожигавшее меня насквозь.
— Ты, животное — его наречённая. Вытащи его. Затем освободи его. Он не должен всю жизнь трахать свинью вроде тебя. Судьба уготовила ему куда более прославленные вещи. Вытащи его. Немедленно.
Тёмный туман вокруг нас постепенно развеялся. Моё сердце колотилось о рёбра, и я осмелилась вновь поднять взгляд. Но теперь её образ исчез, и часть света вернулась в помещение.
Я оставалась на коленях. Кровь начала отступать, но тонкий слой её по-прежнему покрывал пол, мои ладони и ноги.
Огонь. Я знала это. Я чувствовала это. Огненная связь, которую я ощущала, была реальной. Он в аду.
Я встала, дрожа.
Оссиан выглядел ошарашенным.
— Это была… весьма конкретная угроза. У меня столько реакций на произошедшее, — он закрыл глаза. — Во-первых, мы только что видели сиськи мамы Салема…
Я повалилась на стол.
— Это не самая важная часть.
— Она сказала, что будет молоть фейри на мельнице и перемешает с кровью мертвецов? И что значит «вывею»?