Восхождение на Эверест
Шрифт:
На обратном пути мне пришлось идти в гору и по ветру. Это потребовало значительно большего напряжения сил, и я останавливался через каждые несколько метров, с некоторой тревогой думая о том, сумею ли я преодолеть этот путь. Подойдя к палаткам, я с удивлением заметил клушицу, которая с важным видом прогуливалась возле меня по камням. Клушицы навещали нас в каждом лагере; даже в лагере VII мы видели двух-трех птиц, и меня тогда занимал вопрос, увидим ли мы их на седловине.
Однако здесь, на высоте 7900 м, птица вела себя совершенно так же, как ее собратья в Базовом лагере. В этот день Чарльзу Эвансу удалось наблюдать перелет небольших серых птиц через седловину. Никто из нас не предполагал, что на такой большой высоте мы обнаружим признаки жизни.
Отдохнув и набравшись сил, я направился полюбоваться видом на восток. Палатки находились примерно в середине седловины, и мой новый маршрут
Теперь передо мной была оборотная сторона медали. Из-за плеча соседнего Макалу вздымалась громадная, покрытая снегом и красноватыми скалами пирамида Кангченджунги. Вершина ее возвышалась в виде палатки над поднимающимися облаками, а вокруг нее толпились многочисленные спутники, в том числе пики Туинс и Непал; вновь после шестнадцатилетнего перерыва я любовался знакомыми вершинами. Тремя тысячами метров ниже виднелась свободная от снега земля – тянущаяся к востоку долина Кангшунг.
Когда я возвратился в лагерь, Том и Чарльз уже кончали подготовку к следующему дню. Чтобы предоставить им больше простора и свободы и дать возможность выйти на штурм пораньше, я решил перейти в маленькую палатку. Я перенес туда свои вещи и оставшуюся часть дня отдыхал, читая „Неисследованный Уэльс“ Борроу. Чувствовалась настоятельная потребность ничего не делать – опасный признак начала ослабления организма.
Среди заброшенного на седловину оборудования был переносный радиотелефон. Я достал его, и мы попробовали наладить его ко времени вечерней связи. К великому сожалению, в пути одна из батарей была повреждена, и нам не удалось добиться успеха. На всякий случай я все же передал Джемсу Моррису в Базовый лагерь телефонограмму. Было бы интересно установить связь между высотой 7900 м. и Базовым лагерем, расположенным ниже 5500 м.
Палатка „Мид“ стояла всего в метре от меня, и я крикнул Да Намгьялу, спрашивая о состоянии Балу. Ответ был неутешительный, и я предупредил Да Намгьяла, что на следующий день весь груз, подлежащий заброске, нам придется распределить между нами двумя. С помощью Тома мы наладили кислородную аппаратуру, и один баллон я взял для использования ночью. Все было подготовлено для решающего дня.
Глава XV
ЮЖНЫЙ ПИК
Еще с вечера мне стало ясно, что на Балу нам рассчитывать не придется. Шансы на то, что мы вдвоем с Да Намгьялом сможем поднять нашу часть груза, необходимого для штурмового лагеря на Снежном плече на высоту, вероятно, около 8500 м, были весьма малы. При создавшемся положении, мне представлялось более целесообразным забросить наш груз настолько высоко, насколько мы сможем, с тем, чтобы дальше его перенесла вторая вспомогательная группа – Грегори с его тремя шерпами, так как на долю этой группы приходилось, пожалуй, меньше половины общего груза. Своими соображениями я поделился с Чарльзом и Томом 25 мая. Наш груз состоял из баллонов кислорода, палаток, продуктов, керосина [7] и т. п. Лично на мою долю приходилось более 20 кг, не считая некоторых личных вещей, в том числе фотоаппарата. Группа Грегори должна была нести четыре штурмовых кислородных баллона и небольшой примус.
7
Здесь имеется ввиду керосин, употребляемый за границей, который вскипает при более низких температурах. – Прим. ред.
Ночью в течение четырех часов я пользовался кислородом, и на следующее утро, в 5 час. 30 мин., был уже на ногах, чувствуя себя хорошо отдохнувшим. Окликнув Да Намгьяла, спавшего в соседней
Перед пирамидальной палаткой Чарльз Эванс, нагнувшись над кислородным аппаратом, продувал трубопровод, явно исправляя какое-то повреждение. Я спросил его, в чем дело. Оказалось, что клапан подачи вышел из строя. Больше часа потребовалось Чарльзу на то, чтобы установить причину неисправности и сменить клапан. К сожалению, для замены пришлось использовать не совсем подходящую деталь из аппарата открытого типа. Начало штурма складывалось неудачно.
Прошло несколько минут, Чарльз Эванс и Том Бурдиллон все еще стояли около своей палатки, а аппарат не был исправлен. Дело становилось серьезным. Чарльз подошел ко мне и спросил, не сможет ли он нам помочь в заброске грузов в штурмовой лагерь, поскольку он считает, что перспективы штурма стали сомнительными. Но я отказался от его помощи, ибо было очевидно, что оба восходителя, пользовавшиеся кислородом непрерывно начиная с Передового базового лагеря, вряд ли смогут высоко подняться по Юго-Восточному гребню без кислорода.
Повидимому, я был слишком поглощен своими собственными заботами, чтобы прийти в уныние от этих неутешительных сведений о штурме. Все, что я мог сделать, как мне казалось, – это постараться выполнить как можно лучше мою работу. Говорить больше было не о чем, а каждое слово на ветру требовало усилий. Поэтому вскоре после 7 час. мы с Да Намгьялом вышли по направлению к гребню. Каждый из нас нес по двадцать с лишним килограммов и потреблял по четыре литра кислорода в минуту.
Мы двигались очень медленно. Полого поднимающийся ледяной склон требовал от меня таких же усилий, как и за день до этого – прогулка по седловине без кислорода. Идти приходилось по обнаженному отполированному ветром льду, усеянному вмерзшими в него камнями. Далее крутизна склона увеличилась, и он был покрыт крепким, как камень, фирном, на котором коротко заточенные зубья моих кошек стали проскальзывать. Это было чрезвычайно утомительно. Оглянувшись, я с радостью увидел, что Том и Чарльз в этот момент отделились от палаток и поднимаются ко мне. Очевидно, повреждение в аппаратуре было исправлено и штурм вершины вступил в свою конечную фазу.
В то же время я с грустью отметил, как медленно мы двигаемся: за полчаса мы прошли не более сорока пяти метров по высоте и ста восьмидесяти метров по расстоянию. Я направился к забитому снегом желобу, или кулуару. В свое время швейцарцы показывали нам его на снимке, уверяя, что он является единственным реальным путем для выхода на Юго-Восточный гребень. Последний вздымался теперь непосредственно над нашими головами, на 300 м. выше. Да Намгьял попросил меня держаться еще правее, ближе к подножью скального контрфорса, прерывающего Юго-Восточный гребень выше соединения последнего с краем седловины. Отсюда кулуар казался настолько крутым, что на минуту я подумал, не проще ли будет идти прямо по скалам. Однако это потребовало бы длительного обхода вправо, а нам теперь необходимо было всячески экономить силы. Ведь их оставалось так мало!
Вслед за нами быстро поднимались Том и Чарльз. Они перегнали нас в то время, как мы с Да Намгьялом сидели, отдыхая в первый раз в неглубокой канаве начинающей развиваться краевой фирновой трещины. Отсюда крутизна кулуара резко возрастала. Приятно было смотреть, как быстро и уверенно поднималась штурмовая связка, и в глубине души я порадовался тому, что на дальнейшем пути мне не придется вытаптывать или рубить ступени.
Мы двинулись дальше. Вначале фирн был твердым, и кошки едва царапали по нему, однако вскоре стали попадаться участки с более мягким снегом; они встречались все чаще по мере того, как мы входили под прикрытие боковых стен кулуара. Я с удовольствием отметил, что мы уже оказались выше скального выступа, поднимающегося над восточным краем седловины. Крутизна кулуара все возрастала, достигая примерно 45 градусов в середине и увеличиваясь до 50 градусов в верхней части. Необходимо было рубить ступени или вытаптывать их в мягком снегу, чтобы обеспечить на такой высоте надежность движения.