Восхождение Примарха 5
Шрифт:
— Мы же Державины, — мрачно усмехнулся я. — Должны всё выдерживать.
Дед на это только кивнул. Я видел, что, несмотря на заявления, ему очень тяжело. Мне, надо сказать, тоже было нелегко. Удерживать сразу три линзы, которые усиливают абсолютов, — та ещё задачка. Но я всё-таки создал четвёртую, которая сняла часть нагрузки с деда. И я буквально услышал, с каким облегчением он вздохнул.
Легче дышал и Громов. При всём том, что он почти не показывал усталости, удерживать чуть ли не километр дна Невы сухим было весьма нелегко.
А вдобавок к этому требовалось
Чернышёв решил на этот раз сделать один большой разлом, так как складывать пласты земли было больше просто некуда. И лишь он начал раздвигать почву, как отовсюду начала сочиться вода.
Но эфирная линза, усиливавшая заклинание Громова, которое удерживало реку, сняла с абсолюта часть нагрузки, и он принялся с лёгкостью устранять льющуюся вниз воду, перенаправляя её в другие пустоты.
— Я чувствую, что там подземный поток, — сказал вдруг Вадим Давыдович и замер, словно прислушиваясь. — И он совершенно точно проливается куда-то… в тоннель. Валера, давай быстрее, их затапливает!
— Но императрица же… — хотел было возразить Чернышёв, но Громов махнул на него рукой.
— Мы не знаем, в сознании она, или нет, — сказал он. — Давай, чуть-чуть осталось.
Но чуть-чуть — это когда смотришь со стороны. А когда вынужден раздвигать толщи земли, чтобы найти в них крохотный по этим меркам вагон, это совсем другое.
Но, наконец, Валерий сместил грунт до уровня тоннеля. Тот казался ещё более разрушенным, чем под Невой.
— Да чем же это они так? — сокрушался он, видя, что сделали с его детищем, а затем вдруг что-то увидел и заставил меня напрячься. — Вагон вижу! Игорь Всеволодович, подсоби, поднимем.
— А если они там?.. — он не договорил, но мысль я понял.
Он беспокоился, что людей в вагоне, возможно, нельзя трясти из-за повреждений.
Вот тут бы и пригодился бы Штопор, но я его отправил на более ответственное задание.
«Попробуй сам сделать эфирный кокон по аналогии с паутиной, — предложил Архос. — Некую сферу покоя, внутри которой всё будет неизменно, независимо от внешних воздействий».
«Ты предлагаешь мне прямо сейчас создать новое заклинание? — удивился я. — Боюсь, не потяну».
«Я могу дать тебе похожее для паутины, а ты переделай его под эфир, — предложил мой ментальный наставник. — Возможно, получится».
«А почему нельзя использовать готовое для паутины? — спросил я. — Так было бы удобнее».
«Боюсь, там заклинание несколько для другого, — Архос многозначительно хмыкнул. — А эфир ферменты не выделяет».
Чтобы было виднее, я перенёсся по воздуху к самому разлому и завис прямо над ним. Глубоко внизу виднелся искорёженный вагон. Видно его, разумеется, было только магическим зрением, так как находился он на глубине почти ста метров.
Я использовал заклинание, подсказанное мне Архосом, но переделал в нём ту часть, что касалась используемой магии.
Тут же вагон опутала невидимая паутина, сотканная из эфира.
— Можно поднимать, — сказал я и махнул рукой деду, почему-то не подумав, что смогу поднять вагон
И примерно в этот момент я понял, что слегка закостенел в своём развитии. Мне нужно было постоянно принимать новые способности, открывающиеся благодаря эфирному сердцу и впитанным в него магиям. А я топчусь на месте. С другой стороны, оглянувшись на прошедшие дни, можно было задать один-единственный вопрос: а когда?
Я пообещал себе, что как только закончу с этим, обязательно засяду за обучение и разбор. А потом вспомнил фейерверк над Чёрным морем. Эх…
Вагон появился над поверхностью земли.
Я ринулся к нему.
— Бесполезно, — крикнул мне Громов, разводя руками, выказывая этим жестом сожаление. — Там все мертвы.
Я не поверил и решил проверить лично.
Елизавета Фёдоровна не могла толком пошевелиться. Пронзивший её ногу металлический штырь не давал развернуться. Даже поворачивать голову императрица могла с трудом, так как каждое движение отдавалось дикой болью в ноге.
Но во всём остальном она оказалась деятельной и активной. Первым делом она очистила круг, созданный Варей, от воды. Сначала она отодвинула её за пределы огня, а потом решила вообще очистить вагон, точнее, сохранившуюся его часть, от воды.
— И погаси, пожалуйста, огонь, а то я себя чувствую рябчиком на вертеле, — проговорила императрица, постаравшись заложить в голос всю материнскую заботу, которую хранила для дочери. — Или это и было твоим хитроумным планом?
Варвара, которая уже практически сорвалась в истерику от того, что у неё ничего не получалось, моментально успокоилась и теперь улыбалась маме сквозь слёзы.
— Нет, — ответила она, размазывая тушь по лицу. — Поджаривать я вас точно не собиралась. Разве что немного закоптить.
Елизавета Фёдоровна, сцепив зубы, приподнялась на локтях. Принцесса помогла ей освободиться от тяжёлой руки Ярослава Ивановича, которую потом аккуратно положила на то, что осталось от пола вагона.
Бросив взгляд на супруга и на его повреждения, она тяжело вздохнула, но тут же взяла себя в руки. Затем, совершив ещё одно усилие, она подвинулась и приложила ухо к тому участку спины императора, который был более-менее целый.
Послушав некоторое время, она вернулась в исходное положение и посмотрела на дочь.
— Плохо дело, — сказала она, пытаясь найти такое положение в котором штырь, торчащий из ноги будет беспокоить её меньше всего. — У отца сломаны рёбра, и, кажется, несколько штук из них пробили лёгкие, в которые теперь поступает кровь.
— Откуда ты всё это знаешь? — удивилась Варвара.
Она отползла в сторону, чтобы дать матери больше пространства, но быстро упёрлась в зазубренные стены.
— Ну, дорогая, любая мать поневоле становится лекарем. А с такой дочерью, как ты и подавно. Я знаю об ожогах буквально всё и лечила всех твоих друзей… пока они у тебя были, — она скорчила такую физиономию, что Варвара не удержалась и, невзирая на окружающий их ужас, захихикала.